Лесная одалиска. Алексей Покотилов

,

      Хлопая дверьми ракетных шахт,

      Выметая наши унитазы

      В дальние манящие миры!

      Там не выпить на троих три раза —

      Там не будет сёмги и икры:

      Нас на плазменные сковородки

      Поместят и понесут в верха,

      К животам прилипнут подбородки,

      Вместо душ скрывая потроха.

      И не спросят ни имён, ни званий,

      Затолкают в Чёрную Дыру —

      Горизонт событий строя ранний,

      Под присмотром Главного Гуру.

      Похмелиться!

      Быстро похмелиться!

      Да пребудет просветленье в лицах!

      «Напрягая летящие жилы…»

      Напрягая летящие жилы

      Голосов в городах переписки,

      Мы кружили-кружили-кружили

      В высоте дорогих нам и близких

      Звонов, отзвуков и cозвучий,

      Наполняющих переклички

      Ожиданий и дрогнувший случай

      Ускользающей электрички

      Через вату границ и наречий

      Над волнами погодного стона,

      В ожидании встречи без встречи

      На экране цветного картона.

      Но, внезапно сойдя спящей ночью

      На сверкающем полустанке,

      Ощутишь и увидишь воочию,

      Что надежды твои – не подранки

      И струятся поющие жилы

      Голосами непереписки:

      Это мы не кружили, а жили

      Голосами и лицами близких.

      «Опять спешить, межи не замечая…»

      Опять спешить, межи не замечая

      И удаляться в тянущее поле,

      И оглянувшись – не увидеть края,

      И не понять – на воле ли, в неволе?

      Но, если ночь расколется рассветом,

      Под моцартовское «…spargens sonum…», —

      Что недослышано им, недопето, —

      Ты за межу, парящим обертоном

      Шагни, межи не замечая

      И растворится тянущее поле,

      И оглядевшись – не увидишь края,

      И станет ясно – ты на воле.

      «По свежему снегу рассыпаны искры…»

      По свежему снегу рассыпаны искры,

      Мороз выгибает сугробины спины,

      Позёмкой тропинки к сугробам притиснув,

      Оставив идущим шаг мелкий, крысиный…

      На липкой пыли полумёртвой плотины

      Совсем далеко – под разжаренным жалом,

      Вращается почва, скругляясь ранимо,

      Мечтая зелёным сплестись одеялом…

      Себя вымораживая, выжигая,

      Как тенор, спасающий ноту фальцетом,

      Живём на кусочках разбитого рая,

      Давно именованном сухо планетой.

      «Весна, вода, видения….»

      Весна, вода, видения.

      Апрель капелью брызнул.

      Готов ли к перемене я —

      Зимы увидеть тризну?

      Раскосость поволочная —

      Уже почти прокрустова

      И на ногах не прочно я

      Себя покорно чувствую;

      Ты, вглядываясь пристально

      В итоги приворота,

      Меня во вдох протиснула

      И разнесла на соты,

      Чтобы сложить по-своему,

      Чтобы сложить, как хочется —

      В материю нестройную

      Для женского Высочества.

      «Переснеженные зимы…»

      Переснеженные зимы,

      Промораживая дали,

      Закружась от пантомимы

      В поднебесном тесном зале,

      Окунаются в закаты,

      Выплывают из восходов.

      Только кажется, что зря ты

      Не уходишь чёрным ходом:

      Там метель не караулит,

      Там не вымерзнут слезинки,

      Там не правит снежный улей,

      Там твоих следов ложбинки,

      Как на выданье – нарядны,

      Чужаками не затёрты.

      Но ты выбрала парадный,

      В час студёный, в час четвёртый,

      В час угрюмый, тёмный, зимний.

      Промороженные дали

      Льдинкой сердце занозили

      И в чужую даль отдали.

      «Сумка на отлёте…»

      Сумка на отлёте,

      Волосы по пояс.

      Так ли Вы живёте,

      Догоняя поезд?

      На