Тень Орла. Александр Тестов

другого:

      – А шо это они все бехают и бехают?

      Другой приоткрыл пронзительные голубые глаза, скрытые тяжелыми веками.

      – Молодые, – ответил он и снова погрузился в дрему.

      И как-то необычайно быстро все успокоилось. Прекратились крики и беготня, взамен порубленных навесов быстро натянули новые, такие же яркие, ткани отряхнули от пыли, а посуду (которая не разбилась) вновь разложили красивыми горками по обе стороны прилавков.

      Большой базар продолжался.

      В самом центре, где на низких стульчиках сидели менялы со своими ящиками, было уже совсем тихо и чинно.

      Двое спорили быстро и яростно, но вполголоса:

      – Послушай, ты что, хочешь, чтобы я из трех монет сделал тебе четыре, да еще пять оставил себе? Может, Хальба и способен на такие чудеса, но бедный Илияс не Хальба и чудес не делает, это не его работа.

      – Ой, перестань сказать, противно слушать! – перебил другой. – Ты брал у меня деньги, говорил – отдашь. Когда отдашь?

      – Откуда я знаю? – возмутился Илияс. – Я что, всевидящий?

      – Вода! Холодная вода! – заунывно тянул водонос.

      Испуг и напряжение медленно отпускали Тонгу. Он снова с любопытством завертел головой и приметил деревянный помост и тонкую фигурку, которая кружилась легко и воздушно под музыку зульда. Легкий голубой платок то взлетал и метался испуганной птицей меж руками, то обессилено падал и трепетал от невидимого ветра.

      Странной магией веяло от этого танца.

      У самого помоста, прямо на земле сидел человек неопределенного возраста, в лохмотьях, которые когда-то были халатом. «Наверное, – подумал про себя Тонга, – он играл так же вдохновенно в те времена, когда возводили крепость».

      Тонга прислушался.

      Незнакомец пел:

      Как кораллы губ твоих надменны,

      Как резка приподнятая бровь.

      Вечным одиночеством вселенной

      Жгут глаза… и холодом снегов.

      О моя неволя!

      Как рукам твоим послушны струны,

      Как волшебно гибок дивный стан.

      Как мне быть с тобой, такою юной?

      Что дарить? Какой сплести обман?

      О мое безумие!

      Как любить бессмертную богиню?

      Что ей бросить под ноги, скажи?

      Не спасут подарки дорогие

      Кровью истекающей души.

      О моя надежда!

      Тонга дослушал песню до конца и, хоть был не богат, бросил серебряную монету на платок танцовщицы.

      Не слишком она была красива. Худа, темноволоса, черты лица резковаты. Но Тонга не испытал разочарования. Девушка – вся – была как лучик солнца в глубоком трюме, как свежий ветер в полосе полного штиля, как слабый, но упрямый росток, уцепившийся за жизнь в полосе прибоя.

      – Ты не устала? – спросил певец свою подругу.

      – Нет, – острое лицо осветила улыбка, – твоя песня дала мне силы.

      Это была правда. Тонга и сам после его волшебной музыки воспрянул духом и обрел утраченные было смелость