Тайна дома Морелли. Маленка Рамос

прижалась к матери, та обняла ее и крепко поцеловала в щеку. Мокрые от слез губы матери оставили на коже влажный след.

      – Ты его видела? – внезапно спросила мать срывающимся шепотом. – Ты его когда-нибудь видела?

      Элизабет нахмурилась и отрицательно покачала головой. Мать схватила ее за руку и притянула к себе.

      – Скажи честно, очень тебя прошу.

      – Мама, я не понимаю…

      – Даю слово, ругать не буду, только скажи правду. – Она промокнула платком глаза и крепко схватила девочку за руку. – Ты его видела? Элизабет, это для меня очень важно.

      – Ничего не понимаю. О ком ты говоришь?

      Мать так плотно сжала губы, что рот превратился в прямую линию, а лицо сделалось напряженным, страдающим. Когда она страдала, ее красота становилась еще заметнее.

      – Того, Кто Шепчет… Ты видела его? Скажи!

      Элизабет пришло в голову, что мать сошла с ума. Тетушка Амелия заметила, что сестра дергает племянницу за руку, и заподозрила неладное. Соседи и родственники были далеко и не обращали на них внимания; однако Алан и пастор тоже обернулись, услышав слова, слетевшие с уст Мэри Энн от нестерпимой душевной боли.

      – Не понимаю, что ты имеешь в виду. Я никого не видела, – Элизабет едва сдерживала рыдания. – Ты просто плохо себя чувствуешь, мама…

      – Пообещай, что обязательно все мне расскажешь, – бормотала мать. – Пообещай, что не будешь его слушаться. Это я во всем виновата! – крикнула она; тетушки спохватились и заспешили в их сторону. – Обещай, что не позволишь ему себя обмануть, как это случилось со мной!

      – Алан, – взмолилась Карлота: – Мэри Энн, возьми себя в руки!

      Амелия нетерпеливо отстранила Карлоту и наклонилась, чтобы поцеловать и обнять Мэри Энн. Та чуть заметно покачивалась, рыдая навзрыд:

      – Это мы, это наша вина. Главное, чтобы она его не встречала. Не дай ему забрать и ее тоже, Амелия. Не дай демону ее обмануть. Теперь Элизабет моя единственная дочь. Единственная!

      Этого Элизабет не вынесла: она бросилась вверх по лестнице, спряталась у себя в комнате и заперлась изнутри, чтобы ее никто не трогал. Она прилегла и тут же уснула. По всей вероятности, она проспала много часов подряд, потому что, когда проснулась, было темно. Судя по звукам, доносящимся снизу, посетители еще не разошлись. За окном было слышно, как прибывают и уходят люди, посчитавшие своим долгом выразить соболезнования. Машины останавливались у ворот, возле крыльца толпились соседи. Но садовые ивы взирали на эту суету равнодушно. Их ветки едва заметно трепетали – по крайней мере так казалось Элизабет. Это выглядело странно, потому что траурные платья женщин на лужайке у дома развевал крепкий осенний ветер. Она прикрыла глаза, ей снова хотелось плакать. Качели тихонько покачивались над травой. Элизабет вспомнила, как любила их Пенни.

      – Спой, Элизабет! Спой и покачай меня! – звучало в памяти.

      – На каменной дороге танцует принцесса. В праздничном платье танцует принцесса. У нее чудесный гребень из мелких жемчужин. На каменной дороге танцует