Темная вода. Татьяна Корсакова

тоже не нравился. Слишком много странных недомолвок. А Темка и в самом деле задремал, положил кудрявую голову ей на колени, закрыл глаза.

      – Спит, – сказала Нина зачем-то шепотом. Если Темка уснул, разговорами его не разбудишь.

      – Хорошо. – Яков сделал глубокий вдох. Словно собирался нырнуть в прорубь. Или в темную воду…

      – Так что там с прежними хозяйками? – Нина помимо воли затаила дыхание. Может, это не ему придется нырять, а ей самой.

      – Силична умерла, – сказал Яков с неохотой.

      – А Алена?

      – А Алена… А Алена пропала.

      – В каком смысле пропала? Переехала?

      – Может, и переехала. Давно это было, многое позабылось.

      Вот такая история: старая хозяйка умерла, а молодая уехала. Ничего страшного, ничего необратимого, а на душе все равно скребутся кошки.

      – А теперь ты мне скажи, Нина. – Яков, кажется, расслабился, будто «уазик» под его управлением только что благополучно преодолел опасную топь. – Как ты стала хозяйкой того дома?

      Простой вроде бы вопрос, а отвечать не хочется. Да и нечего отвечать.

      – Это мое наследство.

      – Наследство? – Кажется, он удивился. По-настоящему удивился. – От кого досталось?

      – От мамы. – А вот маме от кого – большой вопрос. Спросить бы, да не у кого…

      – Нина, – Яков говорил очень тихо, и на лбу его выступили капельки пота, – а где сейчас твоя мама?

      Захотелось нагрубить, спросить, какое его дело, где ее мама, но она удержалась. Это не город, где даже соседи не всегда здороваются при встрече. Это деревня, где все друг друга знают. Здесь личное пространство не ценится так высоко и неуместные вопросы кажутся вполне оправданными.

      – Мама умерла. – Умерла давно, еще до того, как Нина осуществила свою мечту и поступила-таки в институт. До того, как родился Темка. Мама ушла, оставив ей в наследство тонкую картонную папку с документами на старый дом.

      – Умерла… – Яков выкрутил руль, объезжая рытвину на дороге. «Уазик» швырнуло в сторону, Темка завозился, но так и не проснулся.

      – Осторожнее, – попросила Нина злым шепотом.

      – Да, – согласился с ней Яков, вытирая со лба пот, – ты права, нужно быть осторожнее.

      До самого супермаркета, который Яков отчего-то называл «Стекляшкой», ехали в молчании, наверное, это даже хорошо. Что-то не получалось у них нормального разговора.

      – В «Стекляшку» на обратном пути заедем. – Все-таки он заговорил. Голос его изменился. Кажется, в нем прибавилось хрипотцы. В зубах Яков зажал сигарету, но не решался закурить из-за Темки. – А пока давай в райцентр.

      Когда приехали в райцентр, Темка уже проснулся. Нина вытащила его, сонного и растрепанного, из машины, одернула измявшуюся рубашечку, напоила водой из бутылки. А Яков тут же отошел в сторонку и закурил. Он держал сигарету странно, в кулаке, словно боялся, что ее погасит невидимый ветер. На Нину с Темкой он не смотрел, повернулся спиной. Нина его не торопила. Не в том она положении, чтобы торопить. Вместо этого она внимательно разглядывала большое, похожее на