Полночь. Дин Кунц

в смерти сестры. Тяжесть этой вины давила на нее не меньше, чем на Марион, но она сказала правду – она смогла справиться с собой.

      – Ты была права, мама. Официальная версия никуда не годится.

      – Что тебе удалось узнать?

      – Пока ничего. Но я стояла там, где она якобы приняла валиум, где она вошла в воду и где ее нашли через два дня, и могу твердо сказать, что все это ложь с начала и до конца. Я это нутром чувствую, мама. И, так или иначе, я докопаюсь до истины.

      – Будь поосторожней, дорогая.

      – Хорошо.

      – Если Джэнис… убили…

      – Не бойся.

      – А если, как мы подозреваем, местной полиции нельзя доверять…

      – Мама, ты учти, что я выгляжу, как белка из диснеевского мультика, во мне всего пять футов четыре дюйма, я блондинка, голубоглазая и курносая. Так что никто ничего не заподозрит. Ты же знаешь, я всегда пользовалась своей обманчивой внешностью. Сколько мужчин и женщин попались на эту удочку. Они все думали, что я буду плясать под их дудку. Им пришлось потом пожалеть о своей наивности. Вот так-то.

      – Ты будешь мне звонить?

      – Конечно.

      – Если будет какая-то опасность, бросай все и уезжай.

      – Все будет нормально.

      – Обещай, что ты не будешь лезть в самое пекло.

      – Обещаю. Но ты мне тоже обещай, что больше не будешь прыгать с этим дурацким парашютом.

      – Конечно, я стара для этого. Ну, скажем так, пожилая. Я подберу что-нибудь соответствующее своему возрасту. Кстати, я давно хотела научиться кататься на водных лыжах или на мотоцикле. Помнишь, ты сделала великолепный фильм о мотогонках?

      – Обожаю тебя, мама.

      – Люблю тебя больше жизни, Тиджей.

      – Они заплатят за Джэнис.

      – Если будет кому платить. Но запомни, Тиджей, Джэнис уже не вернешь, а твоя первая обязанность – сохранить себя.

      Глава 17

      Джордж Валдоски сидел за пластиковым кухонным столом. Его натруженные руки сжимали стакан с виски, было видно, что пальцы дрожат; янтарного цвета жидкость едва не выплескивалась через край.

      Когда Ломен Уоткинс вошел в кухню и затворил за собой дверь, Джордж даже не поднял головы. Эдди был у него единственным ребенком.

      Джордж был высоким широкоплечим мужчиной. Из-за глубоко и близко друг к другу посаженных глаз, тонких губ и заостренных черт лица он имел высокомерный, не располагающий к себе вид. Но его внешняя суровость была обманчивой, на деле он был очень отзывчивым, мягким в общении и добрым.

      – Как дела? – спросил Ломен.

      Джордж, прикусив нижнюю губу, кивнул, пытаясь показать, что он справляется с этим кошмаром, но его глаза так и не встретились со взглядом Ломена.

      – Пойду посмотрю, как там Нелла, – сказал Ломен.

      На этот раз Джордж даже не кивнул в ответ.

      Ломен прошел через кухню, его тяжелые ботинки со скрипом ступали на линолеумный пол. В дверях из кухни в маленькую столовую он обернулся к своему другу:

      – Мы найдем этого негодяя, Джордж. Клянусь, мы найдем его.

      Теперь