Лекарство против страха. Георгий Вайнер

сказал досадливо:

      – Не тунеядец он!

      – То есть как не тунеядец?

      – Убийца – тот, что невозвратимое сотворил, – он и после кары все-таки убийца, как тут ни крути. А если тунеядец сегодня хорошо работает – какой же он тунеядец?

      – А этот хорошо работал?

      – Хорошо. Ему четыре месяца до окончания срока оставалось. Дружки письмо прислали, что девка его тут замуж выходить задумала, – ну, он и сорвался с поселения.

      – А вы?

      – А я ночью его около дома дождался, в квартиру заходить не стал.

      – Не понял: почему в квартиру-то не пошли?

      – Соседи мне заявление уже вручили – людишки они вполне поганые, если бы увидели, что я его на дому застукал, тут бы мне его обязательно оформлять пришлось…

      – А так?

      – А так – дал ему леща по шее и на вокзал отвез.

      – Не по закону ведь? – осторожно спросил я.

      – А еще два года из-за той сикухи по закону – так бы лучше было?

      Я неопределенно пожал плечами и спросил:

      – Соседи эти, чем они людишки поганые? Долг свой выполнили…

      – Не-е, – покачал острой длинной головой Поздняков. – Не тот долг выполняют. Это они мне за парня своего отплачивают, кляузы мелкие разводят…

      – Какого еще парня?

      – Да вот пишет он на меня все время «телеги», что я ему угрожаю. А чего я ему угрожаю? Хочу, чтобы человеком был, жил по-людски, работал, женился, детей воспитывал.

      – Вы мне расскажите поподробнее, что это за парень.

      Поздняков поднял на меня блеклые глаза, будто всматривался, потом сказал твердо:

      – Если вы насчет той истории, что со мной произошла, то вряд ли он тут может быть причастен. А впрочем… Ну нет, не знаю…

      – А вы мне просто так, ради интереса расскажите.

      – Да тут и рассказывать особенно нечего. Их фамилия Чебаковы. Отец – завскладом, мать – инвалид третьей группы, в музее смотрительницей работает. Парень родился, когда им обоим уже далеко за сорок было. Сейчас ему двадцать пять, мордоворот на шесть пудов, а для них все Боречка. Две судимости имеет.

      – Хулиган?

      – Э, кабы! Я ведь почему с ним так бился – тут моя крупная промашка имеется. Он ведь всегда очень спокойный был парень. С хулиганами, с ворами проще – они заметнее. Хамло из них за версту прет, особенно по пьяному делу. Ну конечно, на учете они все у меня, чуть что – я такого сразу за бока. А этот – тихий, в школу ходит себе, потом в институт. И вдруг его – раз! – и за фарцовку сажают. С иностранцами связался, тряпье скупал и другим стилягам перепродавал. Для меня это как гром с ясного неба. Ну, по малолетству годов определили ему условно, и я ему, естественно, житья не давал – через день ходил домой. К райвоенкому вошел с просьбой, чтобы Бориса Чебакова в армию взяли: армия от всех глупостей лечит, учит жизни с людьми, специальности. Только не брали его в армию, пока судимость не снята.

      – Ну, и чем это кончилось?

      – Плохо кончилось. Они на меня всей семьей вызверились, будто я хочу Борьку сдать в солдаты, чтобы из него ученого человека