Тайная магия Депресняка. Дмитрий Емец

может? Если она совсем без сил? – поинтересовалась Ирка.

      – Выход один: залечь на дно и попытаться переждать это состояние. День, два дня, неделю… Столько, сколько нужно, но не слишком долго.

      – А если не получится?

      Ответ Антигона был пугающе прост:

      – Если не получится, тогда она должна найти другую, достойную, и передать ей копье и шлем. Навеки!

      – Разве копье и шлем можно передать? – удивилась Ирка.

      – Да, можно, если произнести формулу отречения… – заверил ее кикимор.

      Ирка провела по столу пальцем. Палец перечеркнул натекшую с потолка лужицу и оставил длинный тонкий след.

      – А что будет со мной, если я произнесу эту клятву? – спросила она.

      Антигон перевернул доску и ссыпал в нее шашки. Затем демонстративно громко захлопнул доску и небрежно убрал ее в ящик.

      – Ты не ответил, что будет!

      – Это и был ответ, отвратительная хозяйка!.. И чтобы я больше не слышал слова «Сдаюсь!» Никогда! – предупредил оруженосец.

      Ирка встала. Ее макушка почти касалась потолка. За семь месяцев, минувших с последней встречи, она выросла и ощутимо похорошела. Взрослые мужчины на улице порой оглядывались на нее с рассеянной задумчивостью.

      Ирка материализовала копье и, чтобы взбодриться, сделала около сотни выпадов, метя в горло и в живот воображаемому противнику. Каждая серия начиналась ложным ударом, продолжалась коротким, резким и завершалась глубоким и сильным.

      Внезапно Ирка поняла, что удары она наносит не кому-то, а Мефодию Буслаеву. Это в него направлены выпады ее копья.

      – Я… тебя… ненавижу… Меф… Понял?.. Ты… мне… неинтересен… со… своей крылатой… блондинкой. Я… тебя… забыла… ясно… тебе? – восклицала она, после каждого слова ставя троеточие серией ударов.

      Разгоряченная Ирка едва замечала, что произносит это вслух. Антигон наблюдал за упражнениями Ирки с одобрением. Под конец он даже закудахтал от удовольствия, как курица.

      – Вот это я понимаю: ненависть! Когда такая ненависть, так и любви никакой не надо! – ободряюще трещал кикимор, оттягивая свои чешуйчатые уши.

      Опомнившись, Ирка остановилась и мысленным приказом заставила копье исчезнуть.

      – Вот это дело! А то «устала», «сдаюсь»! – торжествовал Антигон.

      – Ты ничего не слышал и не видел! – веско сказала она кикимору.

      Повторять не пришлось. Кикимор понимающе зевнул.

      – Да? А что произошло-то? Я только что проснулся.

      – Спи дальше!

      Внутри деревянного вагончика было тепло, но не столько стараниями железной печки, в которую Ирка, имитируя трудовую деятельность, порой подбрасывала полено-другое, сколько заботами Багрова. Как-то, еще в первые декабрьские морозы, он явился и с таинственным видом промазал щели в рассохшихся досках белой жижей из банки.

      – Теперь не замерзнешь! – сказал Матвей.

      – Только не спрашивай меня, что это было, а то у тебя на всю жизнь пропадет аппетит! – подражая его голосу, передразнила Ирка.

      Багров