Выбор Зигмунда. Карло Мартильи

что и я смогу сказать то же самое в конце этого сеанса, – произнес де Молина, оглядываясь, – хотя это не повлияет на мое повиновение святому отцу.

      – На это надеюсь и я, – ответил Фрейд.

      Он приготовился предложить посетителю сесть в кресло, но увидел, что тот закрыл глаза и зашевелил губами, беззвучно произнося молитву. Фрейд дал ему закончить.

      – Я всегда молюсь перед любым новым делом, – сказал де Молина-и-Ортега. – Например, перед тем, как пробую фрукт из нового урожая – первый абрикос или первую вишню; они появляются в месяце Мадонны, и я вполголоса произношу молитву в ее честь. Теперь я готов. Как для вас лучше – чтобы я сел в кресло или лег на кушетку?

      «Сражения начались, – подумал Фрейд. – Мне нужно было помнить, что командую здесь я, и не допускать классической ошибки – не позволять, чтобы пациент ставил мне свои условия. Будет совсем не просто вызвать у него позитивный перенос на меня, чтобы он почувствовал полнейшее ко мне доверие. Это не обычный клиент, который пришел, чтобы я помог ему справиться с его неврозами, а только человек, который осознает, что обязан повиноваться. Кроме того, он – животное, которое находится на своей территории, а я конкурент или даже охотник, от которого надо держаться подальше».

      – Располагайтесь там, где вам удобнее, – ответил он.

      Де Молина-и-Ортега лег на кушетку и сложил руки на груди; было похоже, что он знал, как происходят сеансы психоанализа. Расслабленность этой позы, кажется, даже указывала на то, что он уже подвергался этой процедуре. Судя по тому, что Фрейд прочитал в досье, кардинал, несмотря на свою молодость, объехал полмира и вполне мог встретиться с каким-то его подражателем. Фрейду осталось только сесть в кресло возле стены. Отсюда он видел только лежащее тело, на котором выделялись блестящие черные ботинки с золотыми пряжками, и красные носки. Он кашлянул, прочищая горло, и положил горящую сигару в пепельницу на ножке, кем-то заботливо поставленную здесь утром.

      Глава 6

      – Прежде всего, благодарю вас за то, что пришли, и хочу заверить, что все сказанное и записанное во время этих сеансов, является профессиональной тайной.

      Вторая фраза была частью обрядовой формулы. Помимо положенного уведомления о секретности, она успокаивала пациента и настраивала его душу на более мирный лад. Однако, закончив ее произносить, ученый сразу же понял, что не сможет сдержать обязательство: для папы тайны не будет. И, осознавая это, увидел, что грудь де Молины-и-Ортеги слегка вздрагивала, словно тот смеялся. Однако в этом ученый не мог быть уверен: со своего наблюдательного пункта он не видел лицо.

      – Доктор Фрейд, – раздался спокойный голос де Молины; он звучал как «Аве Мария» Шуберта. – Я боюсь лишь Божьего суда. И думаю об этом потому, что Бог – моя совесть, место, где постоянно спорят Добро и Зло. Я не пассивно доверяю Его воле, а беседую с Ним смиренно, как ученик, который спрашивает и отвечает, когда спрашивают его. Но я полагаю, что вы