Зона обетованная. Александр Косенков

меня почему-то задело за живое. Надо было доказать этой братии свою компетентность, иначе они меня бог знает за кого примут. У меня была цель, и я пер к ней напролом.

      – А вы что, знаете те места? – нахально спросил я, адресуясь к Старшому.

      – Мы-то знаем, – сказал тот, разливая оставшееся вино. Тон его во время этой процедуры несколько смягчился.

      – Ты лучше спроси, чего мы тут не знаем, – с какою-то вызывающей ласковостью, должной обозначать не то юмор, не то презрение к не оценившему их высоких достоинств нахальному пришельцу, хрипло хохотнул самый здоровый из моих собутыльников. – Охотничать, плотничать, лес валить, траву косить, по рыбке вдарить, золотишко пошарить… Молодой человек считает, судя по всему, что мы элементарные бичи, – обратился он к товарищам.

      – Не разбирается в людях, – констатировал Рыжий.

      – Поехали, – приказал Старшой. – А после объяснишь свое место, если знаешь.

      – Протока Глухая, – сказал я. – Озеро Абада. Если слышали, конечно.

      Рука Хриплого с кружкой замерла в воздухе. Рыжий неопределенно хмыкнул. Старшой с интересом и даже, как мне показалось, с испугом посмотрел сначала на меня, потом зачем-то за мою спину.

      – Ну, ты даешь, – не сразу прореагировал он. После чего все-таки расправился со своей порцией. Остальные торопливо последовали его примеру. Я, воспользовавшись непонятным их замешательством, решил на этот раз воздержаться.

      – Чего делать-то будешь на Глухой?

      Реакция моих собутыльников насторожила меня, но отступать было уже поздно.

      – Я орнитолог, – пустился я в разъяснения, надеясь, что незнакомое слово придаст мне вес в их глазах. – Буду вести научные наблюдения, ходить в маршруты, фотографировать, записывать…

      – На Глухой фотографировать? – испуганно спросил Рыжий.

      – На Глухой тоже, – подтвердил я.

      – Это самое… Оритолог… – спросил Хриплый. – По золоту или по другому чему?

      – Птички, – объяснил ему Старшой.

      – Что «птички»? – не понял Хриплый.

      – Птичками он интересуется. Орнитолог. Если не врет, конечно.

      – Зачем мне врать? – удивился я эрудиции окончательно проснувшегося бича и неожиданному его сомнению.

      – Кто тебя знает? – сказал тот. – На опера ты, конечно, не тянешь. Опять-таки, какие сейчас птички на Глухой? Какие были, все на юг подались.

      Все трое смотрели теперь на меня с явным недоверием. Я ничего не понимал.

      – Меня лично интересуют те, которые остаются. – Я безуспешно пытался нащупать ускользающую почву. – Глухари, рябчики, кедровки…

      – Сильно интересуют? – спросил Рыжий.

      – В пределах адаптации к здешним условиям, – чувствуя, что терять мне уже нечего, нахально заявил я.

      – Здешние условия для кого как, – согласился Старшой. – Одни живут, а другие никак не живут. Если не улетят, помереть могут. – Он внимательно посмотрел на меня и добавил: – Птички, естественно.

      Хриплый хмыкнул, Рыжий отодвинулся