Таёжная кладовая. Сибирские сказы. Таисья Пьянкова

ко старухам-то и заявился.

      А бабки будто его век ждали, забегали, засуетились:

      – Садись, Никитич, сказывай, с какой нуждой к нам припожаловал.

      Тот и ляпни:

      – Выкладывайте, которая из вас золотой делить может.

      Старухи руками разводят, друг на дружку поглядывают. Вроде бы разобраться не могут, об чём гостенёк речи мудрёные заводит. Видит мужик: толку не жди – выкамуривают над ним старые. Гаркнул Аверьян, ажно стёкла в оконцах созвякнули:

      – Ах вы, коряги болотные! Сказывайте, как золото делить, не то я вас в церкви анафеме предам.

      Те и суетиться бросили, насупились. Потом одна выступила вперёд да и говорит:

      – Угадай, Аверьян Никитич, которая из нас кому бабкой приходится, а то мы не разберёмся, кому твою заботу решать. Не ошибёшься – научим золотым премудростям, нет – последнее спустим, голодранцем по миру пошлём.

      Аверьке-то шибко охота золото, сидя над мошной, добывать. Стал он в лица старухам вглядываться. А сколь ни гляди, всё получается: с одного образа три бабки леплены.

      Была не была! Ткнул мужик перстом в ту, что ближе оказалась.

      Мотнула старая сединой – и стала перед ним девка красная.

      Аверьян сглупа в другую палец протянул. Глядит, и та девкой обернулась.

      А третья и приглашения ждать не стала, сама вышла красавицей писаной.

      Мужик глаза развёл, окосел, попятился, задом дверь вышиб – да дёру.

      Бежит по селу, будто бы за ним собака гонится, рот раззявил, орёт, видно, да голосу нет.

      Прибёг домой, у двери ляпнулся и заснул мертвецки.

      Дня три дрыхнул Аверьян. На четвёртый проснулся с петухами. Ничего ни про кого не помнит. А страсть как вспомнить нужно. Голову стал ломать.

      Сколь ни перекидывал мозги – всё впустую.

      Неделя, другая прошла.

      Забросил мужик хозяйство, сидит и думает. Вроде начнёт в голове проясняться, тут опять как туман наплывёт.

      Баба его плачет, убивается. Да что с тех слёз толку? Так от думы и загинул Аверьян, стал быть, Никитич.

      Таёжная кладовая

      Все рассказчики мудрёные, да редко который сам про себя… Такое порой нагородят – ума не приложишь, где правда конец свой упустила, а где небыль подхватила его.

      А всё верится после байки такой: живы на земле ещё чудеса-невидаль, только не всякому они навстречу идут. Поверить надо в чудо или, наоборот, вовсе рукой махнуть на тайные дела природы нашей, тут она и явится, невидаль-то.

      И не так вот, как человека видишь: поглядел да пошёл. А уж повстречавши кого, крепко спросит: кто ты? И ведь не соврёшь ей, не выкрутишься. Знает она, перед кем на дорогу выходить. Потом уж одарит всякого по своему усмотрению.

      В старые-то времена, сказывают, наезжал в таёжные края купец Афиногенов. То ли Томской губернии, то ли ещё откуда нечистая его к нам насылала? А только больно приглядлив был тот Афиноген по купеческому делу своему. С виду посмотреть на него, чисто поганка недельная. Прям-таки плюнуть не во что. А жаден да хитёр был, собачий хвост, ну хоть ты святых выноси. Особенно шибко Афиноген за соболем