S-T-I-K-S. Закон и порядок. Юрий Уленгов

снова усмехнулся:

      – Ну, тут полегче тоже не получится. Внешники – это люди из других миров. Оттуда, где люди каким-то образом научились пробивать дорогу сюда и возвращаться обратно. Но, увы, для нас это ничего хорошего не означает. Скорее наоборот.

      – Почему?

      – Помнишь, что я тебе говорил про регенерацию? Так вот. Наши измененные организмы представляют для внешников огромную ценность. Из наших органов делают огромное количество лекарств для внешних миров – от банальной косметологии до лекарств от рака и СПИДа. Мы же ничем не болеем, вообще ничем, понимаешь? И раны затягиваются чуть ли не моментально, и конечности оторванные отрастают. Для нас вообще всего две штуки страшны – ботулизм и радиация. Все. И потому эти самые внешники на нас охотятся, будто на дичь какую. Особенно ценятся у них матерые иммунные, успевшие прожить в Улье длительное время, но и свежаки годятся. Матерых иммунных сразу на требуху разделывают, за таких внешники лучше всего платят. Иногда живых заказывают, да с определенным даром – на опыты. А вот свежаков на «ферму» определяют.

      – Что за ферма? Уже не в первый раз название это слышу. И про дары эти опять упоминаешь, рассказать обещал.

      – Ферма… Как бы тебе объяснить… Это одновременно инкубатор и донорский центр с возобновляемыми ресурсами. Смотри, со свежака толку мало – он сюда только попал, организм еще адаптируется, перестраивается. За таких внешники платят мало. Но если его, допустим, подержать в клетке несколько недель – он становится более, так сказать, «выдержанным». Как вино хорошее. Кроме того, насколько я слышал, от внешников частенько поступают заявки на определенные органы. Целого человека ради почки резать какой смысл? А так взяли подходящего донора, отчекрыжили чуть ли не по живому, заштопали и назад в клетку – новую почку отращивать. И так десять раз. Понял про возобновляемый ресурс? С матерыми иммунными такой фокус финтить стремно: некоторые всю базу муров могут по кирпичику разобрать вместе с самими мурами. А с полусвежаком, который даром своим не владеет толком, – безопасно. Вот и сидят так, пока муровский лепила по ошибке не заденет что-то важное при «операции» или пока стронги на базу эту не наткнутся. Вот так как-то.

      Бродяжник умолк, давая мне осмыслить сказанное, а я задумался. Так вот что меня ждало? Впору бросаться в ноги спасителю и подол балахона целовать. Очень не хотелось бы оказаться на «операционном столе» у тех ребят, что меня взяли. Что-то мне подсказывает, что хирурги из них хреновые и анестезии не дождешься. М-да. Я приподнял голову и посмотрел на ногу, которая аккуратно с обеих сторон фиксировалась палками. Хоть что-то положительное во всей этой ситуации – инвалидом я, судя по всему, не останусь.

      – Слушай, – вспомнил я начало разговора. – Ты так и не рассказал, что там в посадке произошло. Сначала бандиты друг в друга начали стрелять, а потом ты появился. Из ниоткуда. Как так вообще?

      – Это отдельный разговор, и достаточно продолжительный. Предлагаю отложить его.