Вокзал для двоих. Эмиль Брагинский

т, ни Уголовный кодекс не нарушит.

      – Рябинин, подойдите! – подозвал старший офицер. И когда Платон, выполняя приказание, подбежал, начальник сообщил ему: – Хочу вас обрадовать, – к вам приехала жена!

      Но заключенный вовсе не обрадовался.

      – Зачем?

      – Просит свидания!..

      – Я ее не звал! – вырвалось у Платона. – Я не хочу свидания!

      – Да вы что? – поразился офицер. – Она к вам семь тысяч километров на поезде отмахала, да два часа на самолете летела, да еще сутки в грузовике тряслась.

      – Ну и пусть! Я не пойду! – Арестант позволил себе немного взбунтоваться.

      – Да ради вас... я... – возмутился начальник. – У нее не оказалось необходимых документов. Я просто не мог отказать. Она так просила...

      – Как – просила? Она? Не понимаю... – невесело произнес Платон.

      – Это вы с ней выясните! Держите пропуск! Пойдете без конвоя! Я вам доверяю!..

      – Куда я пойду? – голос Платона звучал жалобно.

      – Она тут комнату сняла, в деревне. Вот адрес записан. И чтобы совместить приятное с полезным, зайдете в мастерскую, к Ивану Герасимовичу, и возьмете из ремонта аккордеон! Вы музыкант – проверьте, как починили!

      – Слушаюсь! – понуро согласился Платон. Он мог отказаться идти к жене, но отказаться идти за аккордеоном он не имел права.

      – Как Коля мой? Успехи делает? – вдруг спросил офицер.

      – Мальчик способный. Его бы хорошо в музыкальную школу определить.

      – Вот отбуду здесь вместе с вами, – пошутил офицер, – и переведусь в нормальный город, где есть музыкальная школа. – Он снова стал строгим и официальным. – Учтите, Рябинин: пропуск – до утренней проверки. Ровно в восемь – быть в строю. Опоздание приравнивается к побегу. Идите!

      Потом на вахте – на воле это место называется бюро пропусков – охранник придирчиво обыскивал Рябинина.

      – До деревни-то хоть близко? – спросил Платон.

      – Недалеко, – охранник изучал валенки, тряся ими в поисках запрещенного. – Километров девять-десять. И не вздумай пронести спиртное, ножичек, деньги. Все равно найду.

      – Ученый уже, – пробурчал Платон, надевая валенки.

      – Значит, так, – жестко сказал охранник и отодвинул тяжелый засов, – пропуск у тебя до восьми утра. Будь как штык! Опоздаешь – это побег. Припаяют новый срок! Пошел!

      Дверь отворилась, и Платон очутился на воле, где он уже давно не был.

      Колония, обнесенная, как и положено, высоким глухим забором со сторожевыми вышками, находилась в чистом поле. Вокруг нее не было никаких строений. От ворот уходила в жизнь накатанная дорога, вдоль которой сиротливо тянулись столбы с проводами.

      Платон побрел по дороге навстречу поземке. Пройдя несколько шагов, остановился, постоял. Затем решительно заспешил обратно и забарабанил в дверь вахты.

      Охранник приоткрыл окошко:

      – Ты чего забыл?

      – Пустите меня обратно!

      – Ты поручение выполнил?

      – Какое? – не понял Платон.

      – Аккордеон принес?

      – Меня не за этим, меня к жене отпустили.

      – Про жену в пропуске ничего не написано! – И охранник захлопнул окошко.

      Платону не оставалось ничего другого, как зашагать в темноту и мороз. Но сначала он отстегнул от ватника зеленую бирку со своей фамилией, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя свободным, и спрятал ее в карман.

      Платон шел и шел по заснеженной, пустынной дороге и вспоминал... Идти было далеко и холодно, но воспоминание было длинное, и оно согревало Платона...

      ...В тот летний день, к которому обратилась сейчас память Платона, он ехал среди многих пассажиров в скором поезде Москва – Алма-Ата. Экспресс медленно подползал к перрону большого города, который назывался Заступинск.

      Вместе с высыпавшими на платформу пассажирами Рябинин, элегантный, стройный, в отлично сшитом костюме, с «дипломатом» в руке, зашагал по перрону незнакомого города навстречу судьбе, которая поджидала его в привокзальном ресторане.

      Нашествие пассажиров, которые надеются во время короткой стоянки поезда пообедать, если вдуматься, – несчастье для ресторана. Орда оголодавших путешественников, как саранча, набрасывается на комплексные обеды, не заказывает ничего порционного и ничего спиртного и тем самым не помогает выполнению плана. Кроме того, некоторые ловкачи норовят улизнуть, не заплатив, так как знают, что никто из официантов поезда не догонит.

      Но наш родной ресторан голыми руками не возьмешь. Обороняясь, он кормит пассажиров, как бы поприличней выразиться... точно рассчитав, что неизбежный отход поезда помешает клиенту накатать жалобу.

      На двух длинных столах выстроились одинаковые алюминиевые кастрюльки со станционным борщом, а рядом, дожидаясь конца своей короткой жизни, стыли унылые серые котлеты.

      Платон Сергеевич тоже вошел в ресторан, отыскал свободное место,