Место для битвы. Александр Мазин

обычай – варяжский.

      – Откуда они пришли? – спросил Духарев.

      – Вроде с волока,– не очень уверенно ответил Понятко.– Я далеко не бегал, точно не скажу, но точно, что от Днепра.

      Воины оживились. Если разбойник от реки скачет, значит, или спугнул кто, или – с добычей.

      – Бьем? – Тусклые обычно глаза древлянина Шуйки заблестели от жадности.

      Духарев с Устахом переглянулись: в общем все было ясно.

      – Бьем,– сказал Духарев.– Какие могут быть вопросы? Только на этот раз мы – зачинщиками! – ревниво добавил он.

      – Да ладно уж! – Устах ухмыльнулся.– Только Понятку мне дай. И Машега.

      – Машег, ты как? – для порядка спросил Духарев.

      Он знал, что хузары предпочитали держаться вместе, но понимал, что во второй группе тоже должен быть мастер-стрелок.

      – Пойду,– отозвался Машег.– Если Понятко меня петь заставлять не будет.

      Они с Поняткой были приятели, а шутка была старая, потому никто не засмеялся.

      – Клёст, Свей с лошадьми,– распорядился Устах. – Остальные проверьтесь: чтоб не звякать там, не кашлять и не пердеть.

      Через несколько минут вторая группа гуськом втянулась в густую траву, чьи стебли в сумраке казались совсем черными.

      Духарев выждал положенное время и, сделав знак своим, тоже нырнул в траву, в щель, оставленную возвращавшимся разведчиком. За Серегой бесшумно проскользнул Рагух, за хузарином – лучший из Серегиного десятка, Гололоб. За Гололобом – семеро оставшихся. План ночной атаки был просчитан до мелочей и не раз опробован в деле.

      Сергей скользил, пригибаясь, между высоких стеблей. Он двигался почти бесшумно, аккуратно раздвигая траву. Серые утренние сумерки – хорошее время. Его, Серегино, время.

      Когда ветерок донес кислый запах разбойничьей стоянки, Духарев подал знак: «Стой!» – и сам замер. Медленно потянул носом («взял», как сказал бы Рёрех) воздух. Потом еще раз.

      Пахло травой, людьми, лошадьми, мясной похлебкой, должно быть, старой, потому что дымом не пахло: степняки огня не разводили. А ведь здесь, в низине, трава еще не растеряла влагу, и пожара можно было не опасаться. Это позже, когда солнце основательно высушит степь, случайной искры будет достаточно, чтобы понеслась по Дикой Степи огненная волна.

      Духарев однажды видел такой пожар и помнил, как они обходили раскинувшееся на сотни стрелищ[1] серое пепелище, которому лежать мертвым до первого дождя. А дождь этот, может статься, выпадет аж через месяц. Всему живому в огне – смерть, а под хороший ветер пал мчит вдвое быстрее лошади. И даже если поднявшийся от твоей искры огонь и обойдет тебя стороной, богини степей не простят жестокости. Найдут как отомстить.

      Не то чтобы варяг Серегей (не говоря уже о христианине из Питера Духареве) боялся степных божков. Но «дедушка» Рёрех, который городского неуклюжего кобеля Серегу оборотил в стремительного и смертельно опасного волчару, дразнить языческих

1

Стрелище – расстояние прицельного выстрела из лука, обычно – 200 м.