Косморосль. Валентин Беляков

p>Наша школа сотрудничает с Центром Внеземных Исследований – одной из самых передовых лабораторий двадцать второго века. Ежегодно она организует для самых старательных учеников поездку в Центр, и экскурсию по нему. Это превращается в настоящее приключение, ведь он расположен довольно высоко в горах, и ближайший к нему населённый пункт находится в нескольких сотнях километров. А во время приключений, как известно, всё может пойти не по плану. Как, например, в этот раз.

      Мы устроили палаточный лагерь вне территории Центра, на некотором расстоянии от него. Это было одним из главных условий соглашения, необходимым, скорее всего, по соображениям безопасности. Школьников, желающих посетить ЦВИ каждый год набиралось довольно много, поэтому их делили на небольшие группы. Пока одна группа наслаждалась изучением сверхмощных телескопов, оборудования для космических полётов и образцов внеземной органики (из разговора учителей я мельком услышала, что на этот раз они обнаружили в метеорите культуру живых клеток, похожую на мицелий, но, возможно, мне просто показалось, так что пока не обольщаюсь), для остальных групп проводится обычная школьная экспедиция.

      Тут тебе и гербарий пособирать, и подёнок половить в горных ручьях, и в палатке пожить, и спеть под гитару у ночного костра… Я очень люблю походы, и мне бы в голову не пришло жаловаться, если бы группа, ушедшая в Центр прямо перед моей не задержалась на добрых четыре часа! Такое бывало и в прошлые года с особо н ерасторопными школьниками, и теперь они проведут ночь в общежитии ЦВИ, вместе с учёными. А мы будем дотемна смотреть дурацкие муравейники! А экскурсия по Центру у нас получится укороченная. Ну почему мне всегда так невезёт!

      – … Я тут вообще-то интересные вещи рассказываю, не витай в облаках, – оборвал мои мысли укоризненный голос преподши по наземным беспозвоночным, – так вот, гриб поселяется в одного из муравьёв и снаружи выглядит как маленькая антеннка. Он паразитирует на нём, и в конце концов заставляет муравья залезть повыше, вцепиться жвалами в какую-нибудь веточку и повиснуть. В этом положении ему удобно распространять споры.

      – Тупой муравей, – пробормотала я.

      – Что, прости?

      – Муравей, говорю, интеллектом не отличается! Неужели ему невдомёк, что можно просто взять и не повисать челюстями на ветке, а лучше как-то убрать гриб с головы?

      Учительница хотела что-то ответить, но тут какой-то шестиклассник поспешил внести свою лепту в дискуссию:

      – А вы знали, что у муравьёв нет лёгких?!

      На секунду мне показалось, что учительница сделает фэйс-палм.

      – Может, это потому, что насекомые дышат трахеями?

      – Ну, у нас тоже есть трахеи. Но без лёгких мы не можем!

      – Но это же… Совсем… Разные трахеи!.. Ох, ладно, просто дождись, пока у тебя начнётся зоология. Вообще, хватит с вас на сегодня, идите на ужин. Тем более, уже почти ничего не видно.

      Действительно, темнеет в горах быстро. Мы поужинали слипшимися подгоревшими макаронами, заботливо приготовленными дежурными – похоже, кое-что в этом мире не изменится хоть в двадцать пятом, хоть в тридцатом веке. После этого все немного посидели у костра и разошлись по палаткам. Так получилось, что все гитаристы оказались в группе, ушедшей в Центр, поэтому кутёж получился тухлым и недолгим.

      В палатке меня ждала ещё одна проблема: так как одноклассница, с которой я жила, тоже попала в злополучную тормознутую группу, мне предстояло ночевать одной. Для тех, кому не доводилось ночевать в палатке в горах, поясню: ночью там становится так холодно, что зуб на зуб не попадает. Я надела всю самую тёплую одежду, а потом даже натянула спальник подруги поверх своего, но и это не помогло – пальцы ног зенемели, а челюсти отстукивали задорную дробь. Проклиная всё на свете, я вылезла из палатки и отправилась к костру, надеясь хоть там немного погреться. На ночь угли оставляют тлеть, чтобы с утра дежурным было легко их разжечь. Надеюсь, мне тоже удастся.

      Оказалось, разжигать костёр мне не придётся: пламя заманчиво плясало на свеже подброшенных поленьях. На бревне у костра сидел Оливер, мой одноклассник и приятель. Вид у него был более чем унылый.

      – О, Ханна, тебе тоже не дают спать?

      – В смысле, т-тоже? – переспросила я, с трудом шевеля онемевшими губами.

      – Я просто живу в четырёхместной палатке, и там сейчас столько народу собралось… И расходиться явно не собираются.

      – Так сам в-виноват, зачем было в чет-твёрку селиться?

      – Ну, своей палатки у меня нет, а больше никто со мной жить не хотел…

      Что тут скажешь? Ол поступил в нашу школу почти одновременно со мной, но так ни с кем и не сдружился. То ли из-за неказистой внешности, то ли из-за природной застенчивости (а скорее всего из-за того и другого), он был практически «невидимкой». Что ж, я тоже частенько чувствую себя «прозрачной» для других людей. На несколько секунд воцарилось понимающее молчание. Я задумчиво скользила взглядом по его оттопыренным ушам, приобретавшим восхитительный оранжевый оттенок, если смотреть сквозь них