Трущобы Севен-Дайлз. Энн Перри

мне что-то такое, чем я могла бы занять мои мысли. Боже, как я устала от пустых разговоров о всякой чепухе! – Она улыбнулась насмешливой улыбкой, предназначенной ей самой. – Боюсь, мое увлечение светскими беседами позади. Ты не находишь это тревожным? Удовольствия мне больше не интересны. Это все равно как переесть шоколадного суфле. Всего несколько лет назад я бы в это даже не поверила!

      – В таком случае позволь предложить тебе нечто обыденное, – ответила Шарлотта.

      Она уже приготовилась описать сестре, в чем дело, но в дверь раздался громкий стук, как будто кто-то постучал в нее концом палки. В следующий миг дверь распахнулась, и на пороге выросла невысокая, недовольного вида старуха, одетая в темно-фиолетовое с черной отделкой платье. Лицо ее пылало гневом, хотя было не совсем понятно, на кого тот направлен – на Эмили или на Шарлотту.

      Наверно, это следовало предвидеть. Шарлотта тотчас вскочила на ноги и заставила себя улыбнуться.

      – Доброе утро, бабушка, – сказала она, подходя к старухе. – Ты хорошо сегодня выглядишь.

      – Тебя это не касается, милочка, – огрызнулась та. – Ты ни разу не проведала меня вот уже на протяжении нескольких месяцев. Откуда тебе это знать? У тебя нет ни души, ни чувства долга, на худой конец. С тех пор как ты вышла замуж за этого своего полицейского, ты вообще утратила любые понятия о приличии.

      Намерение Шарлотты быть доброжелательной и учтивой скончалось скоропостижной смертью.

      – Похоже, ты изменила свое мнение! – парировала она.

      Старуха пропустила ее колкость мимо ушей, зато впала в еще больший раж.

      – Понятия не имею, о чем ты. Неужели нельзя выражаться ясно? Раньше ты это умела. Боюсь, это все влияние общества, в котором ты теперь вращаешься. – Она сердито посмотрела на свою вторую внучку. – Может, ты все же предложишь мне сесть, Эмили? Или ты тоже напрочь утратила хорошие манеры?

      – Ты при желании можешь сесть в любое из кресел, бабушка, – ответила Эмили с напускным терпением. – И ты прекрасно это знаешь.

      Старуха тяжело опустилась в третье кресло и, поставив перед собой трость, повернулась к Шарлотте.

      – Что ты имела в виду, мол, я изменила свое мнение? Я никогда его не меняю!

      – Вы сказали, будто я утратила любые понятия о приличиях, – ответила Шарлотта.

      – А разве нет? – парировала старуха. – Как я могла изменить свое мнение по этому поводу?

      Шарлотта улыбнулась.

      – Раньше вы говорили, что его у меня не было с самого начала.

      – И ты позволяешь ей оскорблять меня? – грозно спросила старуха у Эмили.

      – Бабушка, по-моему, если кто-то и может оскорбиться, так только Шарлотта, – заметила Эмили. Впрочем, на губах у нее подрагивала улыбка, и ей стоило немалых трудов ее прятать.

      Старуха недовольно фыркнула.

      – Если ее кто-то оскорбил, то она сама на это напросилась. Кстати, а кто ее оскорбил? Она связалась с человеком гораздо ниже ее по положению. Боюсь, это предел ее мечтаний. Это