Нежность августовской ночи. Татьяна Тронина

у них, Мазуровых, на кухне и почем зря честит Глеба, мужчин, женщин, детей – всех людей скопом, политику, моду, телевидение…

      Глеб никогда не покушался на личное пространство своей жены, он уважал его. Поэтому Нина в любой момент могла спокойно признаться – да, милый, я у Светы сейчас в гостях – и Глеб ей бы слова поперек не сказал…

      Но она не призналась. И тем не менее Нина могла находиться только у Светы. Точно-точно… А у кого еще, других близких подруг у жены не имелось. Родни, кстати, у Нины тоже не было, кроме тетки, живущей под Ростовом Великим… (Скрывать визит к родной тетке, заменившей Нине мать, – вообще абсурд!)

      Но зачем эта таинственность?!. Нина – больная женщина, она постоянно на лекарствах, она в любой момент могла… умереть. Нина не имеет права прятаться от мужа… Мало ли что случится!

      Когда Глеб вспомнил о болезнях жены, то волей-неволей в голову ему пришла одна мысль, неприятная, страшная.

      А что, если врачи поставили Нине новый диагноз? Сказали ей – а вам, милочка, недолго осталось, крепитесь. И Нина решила окончательно подтвердить этот диагноз – например, у других врачей. А для этого ей пришлось остановиться у Светки, дабы он, Глеб, ни о чем пока не догадывался… Они, двадцать лет прожившие бок о бок, кожей срослись, читали друг у друга по лицам! Нина решила не тревожить мужа раньше времени.

      Если вспомнить, Нина не очень-то любила распространяться о своих болячках. Да, она часто ходила по врачам, пила много лекарств, нередко ощущала приступы дурноты, слабости, ее время от времени мучили боли – но Нина старалась не заострять на этом внимание.

      Есть больные, которые с утра до вечера соловьем разливаются – рассказывают о своих болячках, о докторах, у которых лечатся… Нина – не такая. Она мужественно держалась, терпела боль и недомогания, своими проблемами Глеба старалась не грузить. Говорила сдержанно – голова болит. Сердце. Живот. Но никогда не расписывала свои недомогания в подробностях. Иногда просила о каких-то мелочах – подвезти до поликлиники, увезти, достать в такой-то аптеке такое-то лекарство… Несколько раз Глеб ездил в Подмосковье за барсучьим жиром. Но и только.

      А когда Глеб пытался поговорить с ней на эту тему («Может, за границу поедем лечиться? Может, сменим поликлинику? Может, в следующий раз я с тобой к доктору пойду? Может, открыли новый способ лечения, новое лекарство – давай, я поспрашиваю, давай узнаю?..») в страстной надежде, что жена вылечится, выздоровеет и даже родит, Нина только отшучивалась.

      И просила не вникать в ее дела – поскольку ей, например, неприятно было распространяться о гинекологических тонкостях, даже перед собственным мужем. «Милый, я все знаю, все понимаю о своих недугах не хуже дипломированного медика, на месте не стою, сама в вечном поиске… Ну что, я тебе сейчас о лапароскопии должна рассказать? Брось… Такие рассказы мужчинам счастья не прибавляют!»

      Слово «лапароскопия» действовало на Глеба угнетающе. Вообще каждый раз, когда при нем произносили медицинские термины, ему становилось тошно. Он-то сам никогда ничем не болел, даже простужался редко, с врачами контактировал только во время профилактических