Как в индийском кино. Марина Серова

же он мог деться? – задумалась я, и тут меня осенило: – Руслан Петрович! Так ведь забор хлебозавода не до самой Московской идет! Там же от угла Колокольного до Некрасова по Московской девятиэтажка во весь квартал стоит, и двор у нее проходной, на Некрасова и выходит! Если он вдоль забора прошел, а потом свернул в этот двор, а оттуда на Некрасова, то теперь ищи-свищи!

      – Там шлагбаум, не проехать, – отмахнулся генерал.

      – Но пройти! – возразила я.

      – О, черт! – зло прошипел он и мрачно пошутил: – Значит, будем дружно искать-свистеть! – А потом уже более бодрым тоном сообщил: – Кстати, принимаю поздравления.

      – Улов был хороший? – догадалась я.

      – Более чем, – удовлетворенно заявил он. – Так что будет, чем прикрыться от начальственного гнева. С меня причитается.

      – Беру исключительно хорошим кофе, – предупредила я.

      – Будет самый лучший, – заверил он и поинтересовался. – А как у тебя дела?

      – Наметила план действий и собираюсь немедленно начать его претворение в жизнь, – сообщила я.

      – Если помощь… – начал было он, но я не дала ему договорить и пообещала:

      – Обращусь всенепременно!

      Осмотрев себя, я поняла, что с благими намерениями придется подождать – ночь я провела на диване, не раздеваясь, и, видимо, уже во сне сменила положение «сидя» на положение «лежа», отчего на щеке отпечатался рисунок кожаной обивки, волосы были растрепаны, макияж потек и напоминал теперь боевой раскрас вышедшего на тропу войны индейца. Одним словом, я сама на себя не могла смотреть без сожаления, а ведь мне предстоит с людьми встречаться. Жалко время терять, а делать нечего – нужно ехать домой и приводить себя в порядок. Сообразив, что самой мне из этой цитадели не выбраться, я позвонила Красавчику. Тот появился со скоростью черта из коробочки и, в отличие от меня, вид имел самый бодрый и ухоженный, что расстроило меня еще больше. Он и так мне активно не нравился из-за неприкрытого желания услужить властям предержащим, а тут еще и цвел майским ландышем на моем сильно потрепанном фоне.