Мастер гнева. Антон Грановский

быстрее, я тебе кое-что дам.

      Профессор Терехов сунул руку в карман своего барского халата и достал старомодные очки с дымчатыми стеклами.

      – Что это? – без всякого энтузиазма спросил Волчок.

      – Я называю их «мета-окуляры», – ответил профессор. – Возможно, они заставят тебя отнестись ко всему серьезнее, чем тебе хочется.

      Егор, отчасти из жалости, отчасти для того, чтобы поскорее отвязаться от надоедливого старика, взял очки и сунул их в карман куртки.

      – Они мне точно пригодятся, – сказал он, усмехнувшись уголками губ. – Всего доброго.

      И вышел из комнаты.

      Через секунду после того, как в прихожей хлопнула входная дверь, шкала старинного лампового приемника «Рассвет», стоявшего на комоде, ярко осветилась. В динамике зашуршали радиопомехи, а затем ровный, безжизненный голос проговорил сквозь шум помех:

      – Он не вернется. Зря ты отдал ему очки.

      Профессор Терехов выпустил изо рта облачко табачного дыма и возразил:

      – Он вернется.

      – Почему ты так думаешь?

      – Потому что я сумел его заинтересовать. Этот парень – хакер, взломщик. Уверен, что львиную часть своей работы он делает не за деньги, а из простого человеческого любопытства. Плюс – честолюбие. Любопытство и честолюбие – это то, что движет миром.

      В приемнике что-то тихо щелкнуло, а затем тот же ровный голос негромко проговорил:

      – Он слишком легкомысленный.

      Терехов пожал плечами:

      – Он молод. Вспомни, какими мы были в его годы.

      Профессор взглянул на фотографию в золоченой рамке, улыбнулся и с тихим вздохом поднес бокал к морщинистым губам.

      Сделал большой глоток. Потом еще один.

      – Это уже пятнадцатый, – сказал голос из приемника.

      – Он не такой, как прежние, – возразил профессор Терехов. – Видел бы ты его генокарту. Это что-то фантастическое.

      Терехов снова отпил из бокала.

      – Ты слишком много пьешь, Борис.

      – Да, Саша, много, – согласился профессор. – Но ты же знаешь: без вина я впадаю в депрессию. После твоей смерти… – Терехов запнулся и поправился, испуганно покосившись на приемник: – После твоего ухода я стал одинок. Ты был вторым полушарием моего мозга, и без тебя я долго не мог возобновить работу.

      – И тем не менее ты сумел взять себя в руки, – возразил голос из динамика.

      – Да, сумел, – нехотя согласился Терехов. – Но ты знаешь… Иногда мне кажется, что все это – всего лишь бред моего воспаленного воображения. Что, если я только выдумал машину? А в реальности ее нет.

      Терехов допил вино, почмокал губами и, посмотрев в сторону прихожей, тихо произнес:

      – Жаль паренька. Хороший малый.

      – Ни одно великое достижение человечества не обходилось без жертв. Почаще себе об этом напоминай, Борис.

      – Да. Ты прав.

      – Мое время на исходе, – сказал голос из приемника.

      Профессор протянул руку к приемнику и легонько потрогал светящуюся шкалу.

      – Нагрелся, –