Защищая Джейкоба. Уильям Лэндей

утром нервы у всех были на пределе. Возобновление занятий в школе имени Маккормака всего через пять дней после убийства действовало на нас немного пугающе. И вроде бы все было как всегда по утрам – душ, кофе с бейглом, одним глазком заглянуть в Интернет, чтобы проверить почту, спортивные результаты и новости, – но мы были взвинчены и не находили себе места. К шести тридцати все были уже на ногах, но закопались и теперь опаздывали, что усиливало общую атмосферу нервозности.

      Больше всех нервничала Лори. Думаю, она не просто боялась за Джейкоба. Убийство выбило ее из колеи – так бывает со здоровыми людьми, когда они впервые заболевают чем-то серьезным. Казалось бы, после стольких лет жизни с прокурорским работником Лори должна быть подготовлена к происшедшему куда лучше ее соседей. Ей-то уж точно известно, что – накануне вечером у меня хватило черствости и бестактности заявить об этом вслух – жизнь и правда продолжается. Даже самое зверское преступление в итоге вырождается в следственную рутину: груду протоколов, кучку вещдоков, дюжину потеющих и заикающихся свидетелей. Мир очень быстро забывает и думать о том, что случилось, да и почему должно быть по-иному? Люди умирают, некоторые из них насильственной смертью – да, это трагедия, но в какой-то момент это перестает шокировать, во всяком случае старого прокурорского работника. Лори не раз доводилось видеть этот цикл, подглядывая через мое плечо, и тем не менее, когда насильственная смерть вторглась в ее собственную жизнь, это стало для нее ударом. Это сквозило в каждом ее движении, в той ревматической скованности, с которой она держалась, в ее приглушенном голосе. Она прилагала все усилия, чтобы сохранить самообладание, но справлялась с большим трудом.

      Джейкоб молча жевал подогретый в микроволновке резиновый бейгл, уткнувшись в свой «макбук». Лори, по обыкновению, пыталась его растормошить, но он не поддавался.

      – Джейкоб, что ты чувствуешь в связи с возобновлением занятий?

      – Не знаю.

      – Нервничаешь? Тревожишься?

      – Не знаю.

      – Что значит – не знаю? А кто тогда знает?

      – Мам, мне сейчас не хочется разговаривать.

      Это была вежливая фраза, которую мы его научили использовать вместо того, чтобы молча игнорировать родителей. Правда, он повторял «Мне сейчас не хочется разговаривать» так часто и так механически, что она перестала быть вежливой.

      – Джейкоб, ты можешь мне просто сказать, что с тобой все в порядке, чтобы я не переживала?

      – Я же сказал. Мне сейчас не хочется разговаривать.

      Лори бросила на меня раздраженный взгляд.

      – Джейк, твоя мать задала тебе вопрос. Тебе что, так трудно ответить?

      – Все нормально.

      – Думаю, маме хотелось бы получить несколько более развернутый ответ.

      – Папа, да хватит. – Его внимание вновь переключилось на компьютер.

      Я пожал плечами, глядя на Лори:

      – Мальчик говорит, что у него все нормально.

      – Я