Всем сестрам по мужьям. Арина Ларина

иди отсюда!

      Сестра Елизавета зашагала по набережной, периодически оглядываясь и грозя сухим кулачком. Таня, точно во сне, наблюдала за этой странной сценой.

      – Чего стоишь? Помер у тебя кто? – Зеленоволосый ощутимо ткнул Татьяну в плечо.

      – Нет, не помер, – послушно доложила она, испуганно пятясь.

      – А почему лицо такое?

      – Не поступила.

      – И чего? – Парень с интересом прищурился.

      – Не поступила, – повторила Таня. Ей казалось, что этого объяснения достаточно.

      – Ясно, – разочарованно протянул незнакомец. – Я думал, у тебя непоправимое что-то. Например, любимый умер или заболел неизлечимо. А ты с фигней какой-то.

      – Как это с фигней? – оскорбилась Танюша. – Я в университет не поступила!

      – Ну и что? Я тоже не поступил. Ты можешь куда-нибудь в техникум пойти или просто ждать и на следующий год поступать, а я – в армию. Вот это проблема! У меня мать с ума сойдет. Отчим запьет. Я два года теряю. И в перспективе – запросто могу вернуться инвалидом. А у тебя что? Чего у тебя такого фатального случилось, что к тебе аж сектантки с криками «ура!» бегут?

      – Сектантки? – испугалась Таня.

      – Ты из тайги приехала? Езжай обратно, у вас там экология хорошая. Работу найдешь. А в городе ловить нечего. Тут не сахар. Особенно такому наивняку голубоглазому. Тебя эта жизнь одним зубом перекусит и выплюнет.

      – Я здесь родилась! – воскликнула Танюша.

      – Тем лучше. Множество возможностей. Это тебе не в колхозе коровам хвосты крутить.

      – Штормит тебя. – Тане неожиданно стало смешно. – На дипломата поступал?

      – На психолога. – Он улыбнулся. – Ладно, пока. И помни: все фигня, кроме пчел. И пчелы тоже фигня. Это не я сказал. Это Винни-Пух, а он знал толк в жизни. – Зеленоволосый махнул рукой и побежал к подоспевшему троллейбусу.

      Таня тоскливо смотрела ему в след. Ей полегчало, но не настолько, чтобы прийти в себя.

      Домой она вернулась ближе к ночи, в надежде, что родители угомонились и заснули. На разговоры с торжествующим по поводу своей правоты папаней у нее не было сил.

      – Девочка моя! – заголосила мама, бросившись к блудной дочери. – Мы чуть с ума не сошли! Где ты была?

      – Гуляла, – вяло отмахнулась Таня, заметив в дверном проеме папеньку.

      – Еще одна! – в бессильном бешенстве крикнул Анатолий Васильевич. – Не поступила?

      – Не лезь к ребенку! – рявкнула на него жена. – Видишь, на ней лица нет? Хорошо, что вообще живая пришла.

      – Вот радость-то. Еще одна захребетница. Подожди, теперь и она вместе с Ольгой усядется дома, будет к следующим экзаменам готовиться. А ты их корми! И так до пенсии.

      – Ничего, прокормлю, – пробормотала мама, стаскивая с Тани туфли. – Тебя же, тролля злобного, кормлю, и девочек своих вытяну. Только бы здоровья хватило.

      Самым страшным было то, что Танюша оказалась такой же никчемной мечтательницей, как и Ольга. Это было унизительно, стыдно и неправильно.

      Одно дело горе-художница, бормотавшая, что за ее искусством будущее,