Кармилла (сборник). Джозеф ле Фаню

стук топора, – добавил он. – Возможно, лесоруб даст нужные мне сведения и укажет могилу Миркаллы, графини Карнштайн. Одни лишь крестьяне и хранят фамильные предания здешних знатных родов. Обладатели титулов и состояний мгновенно все забывают, стоит только угаснуть самому роду.

      – У нас дома есть портрет Миркаллы Карнштайн. Не хотите ли посмотреть? – спросил мой отец.

      – С меня пока довольно, дорогой друг, – ответил генерал. – Думаю, что видел оригинал, и одной из причин, которые привели меня к вам раньше, чем я первоначально намеревался, было желание осмотреть ту самую часовню, в которую мы сейчас направляемся.

      – Что, вы видели Миркаллу?! – воскликнул отец. – Но она мертва уже более века!

      – Не так мертва, как вы думаете. Я об этом узнал недавно.

      – Признаюсь, генерал, вы меня совершенно ошеломили, – отозвался отец.

      В его взгляде мне почудилась та же тень сомнения, которую я заметила раньше. Но хотя временами в манерах старого генерала отражались гнев и ненависть, признаков сумасшествия в них не было.

      Когда мы проходили под тяжелой аркой готической церкви – размеры часовни позволяли присвоить ей это наименование, – генерал произнес:

      – У меня, в те немногие годы, что еще отпущены мне на земле, остается только одна цель: осуществить месть, на которую, слава Богу, способна рука смертного.

      – О какой мести вы говорите? – вопросил отец, все более изумляясь.

      – Я говорю о том, чтобы обезглавить чудовище. – Вспыхнув от ярости, генерал топнул ногой, отчего в глубине руин мрачно откликнулось гулкое эхо. Подняв сжатый кулак, он свирепо рассек им воздух, словно бы орудовал топором.

      – Что?! – воскликнул отец в замешательстве.

      – Отсечь ей голову.

      – Отрубить ей голову?

      – Да, топором, заступом – чем угодно, что может рассечь эту проклятую глотку. Увидите. – Генерал содрогнулся от гнева. Он продолжал на ходу: – На этот брус можно присесть; ваша милая дочь устала, пусть она посидит, а я в нескольких словах завершу свою страшную историю.

      Прямоугольный деревянный брус, лежавший на поросшем травой полу часовни, мог служить скамьей, и я охотно села. Генерал тем временем подозвал лесоруба, который обрубал сучья, упиравшиеся в старые стены; и вот этот крепкий малый с топором в руках предстал перед нами.

      Он не ведал ничего о могилах, но сказал, что один старик, здешний лесничий, который живет в настоящее время в доме священника в двух милях отсюда, знает каждое надгробие старинного рода Карнштайн. За небольшие чаевые лесоруб брался, если мы одолжим ему одну из наших лошадей, привезти старика сюда за полчаса с небольшим, что он и сделал.

      – Давно вы служите в здешнем лесу? – спросил старика мой отец.

      – Я здесь в лесниках, у старшего лесничего в подчинении, сколько себя помню, – отвечал он на своем patois, – а до меня – папаша мой и все мои деды и прадеды, каких я знаю. Могу вам в здешней деревне тот самый