Красная комната. Ирина Лобусова

картины. Липкий ужас, от которого путаются мысли и леденеет, замирает кровь, он испытал по совершенно другой причине.

      Все, что было в этой комнате, как две капли воды напоминало рисунок, который он только что видел на планшетке в своем офисе – рисунок на рабочем столе Джин.

      Глава 3

      Громкий, пронзительный, нестерпимый звук проходил сквозь стену, и Джин, проснувшись, ударилась локтем и села в кровати, потирая ушибленное место. Ей казалось, что звук идет со всех сторон. Странное наваждение, особенно глубокой ночью.

      Джин включила мобильник – гладкая сенсорная поверхность показывала половину третьего – точнее, 02.32.

      И в который раз ее накрыла лавина звука, настырного, как зубная боль. Звук начался, как писк придавленной мыши, и быстро набирал обороты. Обороты нарастали, как повороты ключа. Писк мыши переходил в вой, а вой – в вибрацию на высоких частотах, которая завершалась диким ревом самого разнесчастного пациента в кресле у самого безжалостного стоматолога…

      Нет, этого Джин просто не могла понять!

      Какого черта заводить детей, чтобы изводить их таким варварским способом? Этот дурацкий младенец орал битый час. Неужели тем, кто за стенкой, так трудно сменить ему памперс, дать бутылочку со смесью или заткнуть рот соской?

      Джин попыталась улечься, но вой младенца втрое усилился. Он был где-то совсем рядом. За стенкой. Может, даже рядом с кроватью. По другую сторону от того места, где находилась она.

      Смятая простыня сбилась в комок, врезалась в ее разгоряченное тело. Джин металась на постели, как раненый зверь. Но дело было не только в том, что ее так варварски разбудили посреди ночи. Спать не давала душа – та самая душа, что сбивала ее мысли в комки – такие же, как на простыни. Вновь открывшаяся душевная рана завибрировала в такт воплям младенца.

      Ночь была убита – и Джин была тоже убита. Смесь воплей, тоски, тревоги и боли в буквальном смысле разрывала ее мозг.

      Джин вскочила с кровати и подошла к окну.

      Город спал, погруженный в облако ночи, которая заботливо прикрыла все его острые углы. Джин казалось, что она плывет в этом душном облаке, завернутая в плотную махровую простыню, и ворс забивает ей рот. Дышать было тяжело – так тяжело, что Джин больше не могла этого выдержать. Метнувшись в кровати, она схватила с тумбочки мобильник…

      Мобильник. Девственно чистый, как слеза ребенка. Как слеза того реактивного младенца, что разрывается за стенкой. Никаких сообщений. Никаких входящих звонков. Ничего ни от кого. Никогда больше. Как жестоко убита ночь!

      Джин аккуратно положила мобильник на тумбочку и заставила себя больше на него не смотреть.

      Она пошла в красную комнату, чтобы спрятаться от душащей тревоги. Вспыхнул яркий электрический свет. Капли крови сочились по стенам. Овальные, набухшие, как расцветающие весной почки… Джин вдруг показалось, что комната утопает в крови.

      Кровь сочилась со всех сторон, капала яркими тяжелыми каплями, потоками стекала вниз с покрытых щербинами