Каратель. Валерий Горшков

вскочил с тахты, метнулся к двери дочкиной комнаты, схватил высунувшуюся было девочку всей пятерней за лицо и втолкнул ее обратно в комнату. Затем вцепился в волосы хозяйке квартиры и, пригибая женщину к полу, процедил:

      – Как с Гочей трахаться, как гулять на его деньги – это пажалуйста, а как паленым запахло, сразу сдернуть хочэшь? Нэт, дарагая, нэ выйдет! Я выходить нэ могу, мне кто-то должен продукты носить, кто-то от меня «на стрелки» должен ходить… Будешь жить здесь и делать, что скажу. И девчонка пусть дома сидит – если ты настучишь на меня или уйдешь и нэ вернешься, я ее зарэжу. То есть сначала трахну, а потом зарэжу. Поняла? – рявкнул Гоча, пригнув за волосы голову хозяйки к полу с такой силой, что женщина неестественно выгнулась и, одной рукой держась за руку своего мучителя, другой стала шарить в воздухе, тщетно ища опоры. Для большей убедительности Гоча дотянулся до висевшей на стуле кожаной куртки и достал из ее внутреннего кармана нож-выкидушку. Щелкнув кнопкой, он поднес выскочивший клинок к самому глазу своей любовницы.

      – Поняла, сука? – проскрежетал Гоча.

      – Поняла… Поняла… Отпусти! – простонала хозяйка квартиры.

      Гоча, разумеется, не мог знать о том, что час назад некий наркоман, чувствуя приближение ломки, приплелся в расположенное неподалеку РУВД и потребовал встречи со знакомым опером. «Я насчет Махарадзе», – пробормотал наркоман, облизывая пересохшие губы. «Если врешь – посажу», – деловито отозвался опер, открывая сейф. На столе перед агентом появились несколько крохотных бумажных пакетиков с разовой дозой героина. Через пару минут опер вытолкал осведомителя в коридор и по внутренней связи вызвал начальника РУВД. Еще через пятнадцать минут на столе у исполняющего обязанности командира СОБРа капитана Ганикова зазвонил телефон…

      В пристанище Махарадзе тем временем наступило наружное спокойствие. Проголодавшийся от любовных упражнений постоялец потребовал еды, и хозяйка жарила на кухне отбивные. Гоча в халате валялся на неубранной постели и вяло перелистывал какой-то старый юмористический журнал. Телевизор после всей услышанной по нему лжи Гоча возненавидел. «А может, хата и вправду не засвечена? – размышлял Гоча, понемногу успокаиваясь. – Нет, дергаться пока нельзя, пускай уляжется эта пурга». «Братки» тем временем тоже обсуждали, что им делать с кавказцем. Терять полезного человека им не хотелось, но и дружить с Гочей теперь стало опасно. Можно было через несколько дней вывезти его из города и запретить приезжать в Питер до лучших времен, а можно было просто грохнуть. Наиболее радикальным вариантом было грохнуть Гочу вместе с двумя проживавшими в квартире бабами. У каждого из трех вариантов имелись свои горячие сторонники, однако все обсуждение потеряло смысл, когда в квартире, где Гоча Махарадзе с аппетитом трескал отбивные, неожиданно раздался звонок в дверь. Гоча мгновенно вскочил, едва не подавившись непрожеванным куском, и нервно обратился к хозяйке:

      – Ждешь кого-нибудь, да?

      Та испуганно посмотрела на постояльца и отрицательно покачала головой.