Путь императора. Александр Мазин

дрожать,– и хотел его укусить! А я так замахнулся…– мальчик тряхнул луком,– как закричу на него, и он убежал!

      – Ха! – воскликнул Большой выпрямившись.– Лесной кот! Глянь, какая лапища!

      Тарто отпустил Фаргала и подошел к внуку. Убрав окровавленные лохмотья рубашки, он оглядел глубокие борозды, исполосовавшие грудь мальчика.

      – Да,– сказал он.– Налус, дай-ка рубаху, надо забинтовать. Это точно лесной кот.

      Трое мужчин разом посмотрели на Фаргала.

      – Ну-ка покажи нам еще раз, что ты сделал,– попросил старшина.

      – А вот,– охотно откликнулся малыш,– вот я поднял лук, он тут лежал, вот так замахнулся: «Пошел вон! Не смей его трогать!»

      Глазенки у Фаргала разгорелись.

      – А он вот так сделал шерстью,– малыш растопырил пальцы,– зашипел, подпрыгнул и убежал. Вон туда.

      – Чудеса,– сказал Налус, стаскивая рубашку.

      Тарто взял у Налуса рубаху, разорвал и крест-накрест обмотал грудь внука.

      – Ну ладно, пошли! – распорядился он.– Бери парня, Налус!

      Большой сунул за пояс топор, подошел к Фаргалу и протянул ему руку:

      – Ты – храбрец! Давай пять!

      Ручонка Фаргала была раз в десять меньше ладони Большого.

      – А ты покатаешь меня на шее? – спросил малыш, полагая, что расположением Большого надо воспользоваться, не откладывая.

      – А как же!

      Бывший солдат одним движением забросил Фаргала на плечи. Мальчик вцепился ему в шевелюру и засмеялся.

      Так они и появились в лагере. Первым – Налус с раненым сыном на руках, вторым – Большой с Фаргалом на загривке. Последним – Тарто, погруженный в размышления.

      Раны Бубенца оказались довольно серьезными, но мази Нифру помогли, через несколько дней раны затянулись. Правда, шрамы на груди у Бубенца остались на всю жизнь.

      А лук он подарил Фаргалу. Только стрелы пришлось сделать новые – старые потерялись в лесу.

      4

      Когда, позже, Фаргал вспоминал о своем раннем детстве, то первое, что всплывало в памяти,– бесконечные дороги, выкрашенные в красный цвет лошадиные гривы и негромкий голос Тарто, рассказывающий одну из бесчисленных своих историй. Или лесной лагерь, костер, вкусный запах и «так-так-так» маленького барабана, отмеряющего ритм гимнастам. А вот тренировки почему-то запомнились хуже, хотя упражнениями цирковые себя изнуряли непрестанно. Никто не увиливал, даже ленивый Бубенец. Это называлось – работа. Но Фаргалу все было легко, все – в удовольствие.

      «Прирожденный цирковой»,– с удовлетворением говорил Тарто.

      А еще были большие красивые города, и были маленькие поселки, где все жители без исключения выходили поглядеть на заезжий цирк. Очень хорошо помнил Фаргал, как первый раз вышел на подмостки. И как ему хлопали. Это была – радость. Да, были в жизни цирковых большие и маленькие радости, и горе тоже было. И смерть. Но больше всего было именно дорог. Дорога и лес вокруг, день, два, двадцать дней… пока не возникала впереди застава и важный стражник не вставал перед лошадьми: плати!

      День-два – город. И снова лес, лес и дорога. И тренировки. Мягкая трава приятней