Путь императора. Александр Мазин

сих пор и лежит бедняжка Мили. И вряд ли оправится до следующего селения, как там его… Приречье. Ну да что теперь…

      Слева и справа от тракта тянулись заброшенные поля. Нерадив местный Владыка? Нет, скорее почва плоха.

      Вдоволь постранствовав по Четырем Империям, старшина цирковых понимал в землепашестве не хуже идущего за плугом. А может, и получше, поскольку умен Тарто и глаз у него хоть один остался, да острый.

      Вот этим острым глазом и углядел старшина впереди комочек тряпья и светлую детскую головку.

      На миг показалось старшине – внук! Даже дух захватило: внук? Но подкатил поближе, ясно стало: нет, другой. И хвала Ашшуру! Днем призрак увидеть – к большой беде.

      А хороший такой мальчишечка, мордочка круглая, грязная, веселая. Увидел фургоны, лошадей цирковых, красногривых с зелеными султанами, вскочил, рукой замахал. Обрадовался.

      В иное время Тарто проехал бы мимо. Мало ли бродяжек-сирот странствует по эгеринским дорогам, таких маленьких и невзрачных, что даже работорговец погнушается. Но тут не выдержал. Ёкнуло сердце, и натянул старшина вожжи:

      – Тпрру, родимые, стой!

      Возница второго фургона, Налус, старший сын и правая рука, тоже придержал свою пару, крикнул:

      – Чего там, батя?

      Не видно ведь за широкобоким фургоном.

      Не ответив, Тарто соскочил на землю и зашагал к малышу.

      Тот стоял, улыбался по-прежнему, только рукой махать перестал. Этакая кроха, а не испугался ничуть одноглазого дядьки.

      Тарто подошел вплотную, присел на корточки.

      – Ну,– сказал он,– привет!

      – Привет! – охотно отозвался кроха.

      Одежка на нем рваная, грязная, как собачья подстилка. А глаза огромные, серые с синевой, и ямочки на щеках.

      – Меня зовут дедушка Тарто,– сказал старшина.– А тебя?

      – Фаргал!

      – Красивое имя. А ты откуда взялся, Фаргал?

      Малыш передернул плечиками.

      – Не знаю,– ответил очень серьезно.

      – Есть хочешь?

      – Угу.

      – Ну пойдем.

      Старшина, хрустнув коленями, встал и пошел к фургону. Малыш засеменил следом. Тарто подхватил его, забросил наверх, прямо в руки выглянувшей рабыни-карнагрийки.

      – Накорми,– велел старшина.– Теперь он наш.

      – Батя, ну чего стали? – снова крикнул Налус.

      – Ничего,– отозвался Тарто и взял вожжи.– Поехали!

      Ночевать устроились над речкой. Перевалили через деревянный обветшавший мост, проехали малость по берегу, до ореховой рощи. Места здесь тихие, шалых людей на дорогах не много, тем более таких, чтоб рискнули выступить против четырех вооруженных мужчин.

      Труппа у Тарто большая. Два его сына, Кадол и Налус, жена Налуса, дочь Мили с мужем, бывшим войсковым десятником по прозвищу Большой, жена самого Тарто и рабыня-карнагрийка, купленная по случаю. Итого – восемь, не считая троих младших и теперь вот – найденыша.

      Спящую Мили муж ее, Большой, вынес из фургона на руках. Ему не в тягость, он четверых таких запросто понесет.

      Распрягли лошадок, выкупали и отпустили пастись. Цирковые кони умные: далеко не уйдут. Затем сдвинули фургоны,