Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897-1938. Анжелика Балабанова

почему бы и нет? До того как я приехал сюда, я прочитал в гостинице меню. Я чуть с ума не сошел! Если бы вы только знали, что едят и пьют эти свиньи. Если бы когда-нибудь в своей жизни я мог…

      Мария в гневе прервала его:

      – Почему ты всегда говоришь о себе, о своих аппетитах? Боюсь, что, если бы у тебя была возможность пожить как те люди, ты скоро забыл бы народ…

      Между ними произошла бы крупная ссора, если бы я не сменила тему. Я испытывала острое разочарование, найдя его неизменившимся. Куда девался его апломб, наполнивший его письмо ко мне? Он был таким же неуравновешенным, таким же истеричным, каким был в Лозанне. Возможно, письмо было написано, чтобы произвести на меня впечатление.

      Когда ему пришла пора уезжать, мы с Марией прошлись с ним до пирса. Даже красота озера в лунном свете и торжественность гор не могли отвлечь его внимание от себя.

      Пока мы ждали отплытия парохода, он махнул рукой в сторону ресторанов и гостиниц, расположенных вдоль набережной:

      – Посмотрите! Люди едят, пьют, наслаждаются жизнью. А я буду плыть третьим классом, есть жалкую, дешевую еду. Porca Madonna, как я ненавижу богатых! Почему я должен страдать от этой несправедливости? Как долго мы должны ждать?

      Я вспомнила его рассказ о двух англичанках в Лозанне.

      Глава 5

      Я находилась в Лугано, когда пришли вести о русской революции 1905 года, о всеобщей забастовке в Санкт-Петербурге, мятежах в Кронштадте и Севастополе, созыве Первой Думы, контрреволюционном терроре и последовавших погромах. Волнение русских эмигрантов едва ли превышало возбуждение среди итальянцев. Важно то, что итальянские народные массы из отсталой, по общему мнению, страны продемонстрировали такую солидарность со своими русскими товарищами, равной которой не было среди рабочих любой другой страны.

      Большая часть моей деятельности в то время была посвящена пробуждению сочувствия к русским революционерам и сбору денег для них. Я ездила по всей Италии, выступала на сотнях массовых митингов в больших городах и перед небольшими группами людей в отдаленных деревнях. Везде меня приветствовали с невообразимым энтузиазмом. Однажды вечером, когда я выступала в большом зале в Триесте, я рассказала о героической борьбе революционерки Марии Спиридоновой, которая посвятила свою жизнь русским крестьянам. В то время с политическими заключенными принято было обращаться с определенным уважением, а то, как обращались с Марией русские жандармы, всколыхнуло негодование всего мира. Когда я рассказывала о том, как один из караульных прижигал руку Марии зажженной папиросой, меня внезапно прервал крик с галерки: «Мы отомстим!» Вся аудитория встала, как один, и это была самая спонтанная демонстрация, которая когда-либо происходила на моих глазах. Когда я, наконец, получила возможность завершить свою речь и мы уже покинули зал, к нам присоединились тысячи людей, стоявших снаружи и не сумевших попасть внутрь. Несколько часов в ту ночь можно было слышать, как толпы людей кричат на улицах: «Да здравствует русская