Золото Вильгельма (сборник). Фазиль Искандер

можно подправлять, но только не греческую, потому что там уже давно все исправлено и никаких ошибок быть не может.

      – Он решил совершить тринадцатый подвиг Геракла, – продолжал Харлампий Диогенович, – и это ему отчасти удалось.

      Мы сразу по его голосу поняли, до чего это был фальшивый и никудышный подвиг, потому что, если бы Гераклу понадобилось совершить тринадцать подвигов, он бы сам их совершил, а раз он остановился на двенадцати, значит, так оно и надо было и нечего было лезть со своими поправками.

      – Геракл совершал свои подвиги как храбрец. А этот молодой человек совершил свой подвиг из трусости… – Харлампий Диогенович задумался и прибавил: – Мы сейчас узнаем, во имя чего он совершил свой подвиг…

      Щелк. На этот раз только одна бусина упала с правой стороны на левую. Он ее резко подтолкнул пальцем. Она как-то нехорошо упала. Лучше бы упали две, как раньше, чем одна такая.

      Я почувствовал, что в воздухе запахло какой-то опасностью. Как будто не бусина щелкнула, а захлопнулся маленький капканчик в руках Харлампия Диогеновича.

      – …Мне кажется, я догадываюсь, – проговорил он и посмотрел на меня.

      Я почувствовал, как от его взгляда сердце мое с размаху влепилось в спину.

      – Прошу вас, – сказал он и жестом пригласил меня к доске.

      – Меня? – переспросил я, чувствуя, что голос мой подымается прямо из живота.

      – Да, именно вас, бесстрашный малярик, – сказал он.

      Я поплелся к доске.

      – Расскажите, как вы решили задачу, – спросил он спокойно, и – щелк, щелк – две бусины перекатились с правой стороны на левую. Я был в его руках.

      Класс смотрел на меня и ждал. Он ждал, что я буду проваливаться, и хотел, чтобы я проваливался как можно медленней и интересней.

      Я смотрел краем глаза на доску, пытаясь по записанным действиям восстановить причину этих действий. Но мне это не удалось. Тогда я стал сердито стирать с доски, как будто написанное Шуриком путало меня и мешало сосредоточиться. Я еще надеялся, что вот-вот прозвенит звонок и казнь придется отменить. Но звонок не звенел, а бесконечно стирать с доски было невозможно. Я положил тряпку, чтобы раньше времени не делаться смешным.

      – Мы вас слушаем, – сказал Харлампий Диогенович, не глядя на меня.

      – Артиллерийский снаряд, – сказал я бодро в ликующей тишине класса и замолк.

      – Дальше, – проговорил Харлампий Диогенович, вежливо выждав.

      – Артиллерийский снаряд, – повторил я упрямо, надеясь по инерции этих слов пробиться к другим таким же правильным словам. Но что-то крепко держало меня на привязи, которая натягивалась, как только я произносил эти слова. Я сосредоточился изо всех сил, пытаясь представить ход задачи, и еще раз рванулся, чтобы оборвать эту невидимую привязь.

      – Артиллерийский снаряд, – повторил я, содрогаясь от ужаса и отвращения.

      В классе раздались сдержанные хихиканья. Я почувствовал, что наступил критический момент, и решил ни за что не делаться смешным, лучше просто получить двойку.

      –