До рая подать рукой. Дин Кунц

что помнят.

      – Свидетельства о рождении, – вскинулась Микки. – Это доказательство. Где ты родилась? Где родился Луки?

      Очередной кусочек пирога отправился в рот Лайлани. Снова она долго пережевывала его, не чувствуя вкуса.

      – Я не знаю.

      – Ты не знаешь, где родилась?

      – Синсемилла говорит, что парки[32] не смогут найти тебя, чтобы обрезать нить и лишить жизни, если они не знают, где ты родился, этого они не узнают, если ты не назовешь вслух место своего рождения, следовательно, ты будешь жить вечно. И она не верит во врачей и больницы. Она говорит, что мы родились дома, каким бы тогда ни был наш дом. В лучшем случае… может, была повивальная бабка. Я крайне изумлюсь, если выяснится, что наши рождения кто-то где-то зарегистрировал.

      Горький кофе еще и остыл. Микки все равно пила его маленькими глоточками. Она боялась, что примется за бренди, если не будет пить кофе, не слушая никаких возражений Лайлани. Спиртное никогда не успокаивало ее ярость. Микки стала пить, потому что алкоголь добавлял огня в костер ее злости, а она долгие годы лелеяла свою злость. Только злость помогала Микки выживать, и лишь недавно она весьма неохотно с ней рассталась.

      – У тебя фамилия отца, – в голосе Дженевы слышалась надежда. – Если удастся его найти…

      – Я не уверена, что у меня и Лукипелы один отец. Синсемилла никогда этого не говорила. Возможно, она сама не знает. У Луки и у меня одна фамилия, но это ничего не значит. Совсем необязательно, что это фамилия нашего отца. Она никогда не называла нам его фамилию. Такое уж у нее отношение к именам и фамилиям. Она говорит, что в них заключена магическая сила. Зная имя человека, ты обретаешь над ним власть, а если твое имя хранится в тайне, оно придает тебе сил.

      Ведьма с метлой в заднице, ведьмина сучка, сатанинское отродье, старая колдунья, спустившаяся с Луны с моим именем на языке, ты думаешь, что сможешь наложить на меня заклятье, догадавшись, как меня зовут…

      Округлившиеся от ярости глаза Синсемиллы, с огромными белками, возникли перед мысленным взором Микки, словно две инопланетных Луны. Она содрогнулась.

      – Она называет его Клонк, потому что, по ее словам, именно такой звук он издавал, если его постукивали по голове. Синсемилла ненавидит его черной ненавистью, возможно, поэтому часть этой ненависти она переносила на меня и Луки. По какой-то причине больше на Луки.

      И пусть о Синсемилле Мэддок у Дженевы сложилось самое неблагоприятное мнение, она ужаснулась, услышав такое обвинение.

      – Лайлани, сладенькая, пусть она и психически неуравновешенная женщина, но она все равно твоя мать и по-своему любит тебя. – У тети Джен детей не было, и не потому, что ей так хотелось. Любовь, которую она не смогла растратить на сына или дочь, не пропала со временем, и теперь она одаривала ею всех, кого знала. – Ни одна мать не может ненавидеть свое дитя, дорогая. Ни одна.

      Микки пожалела, и не в первый раз, что не была дочерью Дженевы.

32

Парки – в римской мифологии богини судьбы, прядущие и обрезающие нить жизни.