Исчезновения. Эмили Бейн Мерфи

что произойдет, если все остальные в мире поймут, что могут получить выгоду, продавая нам простейшие прелести жизни.

      – Но, думаю, чем больше людей знало бы, тем больше было бы шансов найти…

      – Аккуратней. – Он показывает на корень, торчащий из земли, и, когда я обхожу его, продолжает: – Думаю, сначала прошел слух о потерянном запахе. Было несколько любопытных посетителей. Моя бабушка говорила, что некоторым жителям казалось, что за ними наблюдают, как за животными. Большинство приезжих были милыми и надеялись помочь. Но были и другие, те, что продавали нам испортившееся мясо, так как знали, что мы не почувствуем запаха, или разбрасывали разлагающийся мусор в местах, где мы его не увидели бы. В бакалее Фитцпатрика однажды пропало множество продуктов, и к тому времени, как он нашел спрятанную кем-то кучу, там уже завелись личинки и вредители.

      Я бледнею.

      – Не знаю, почему столько людей хватается за любой шанс быть жестокими.

      Он отмахивается.

      – В любом случае, так как Исчезновения продолжались, нам понадобилось не так много времени, чтобы понять, что они делают нас уязвимыми. Поэтому города проголосовали держаться вместе, сформировать Совет и все хранить в тайне. И мы относимся к этому серьезно, чтобы защищать друг друга.

      – И люди не уезжают? – спрашиваю я. – Или… – я колеблюсь, – не могут?

      – Мое отражение не вернется просто потому, что покину Стерлинг, в отличие от твоего. – Его желваки снова дергаются. – Ты – гостья. Исчезновения будут влиять на тебя, только пока ты здесь. Но я родился с этим. Это у меня в крови. Единственное облегчение теперь временное, и это – варианты.

      Он сворачивает в густую рощу деревьев с белыми цветами. Ветерок сгибает ветки, срывая лепестки, и они падают вокруг нас словно снег.

      Внезапно становится понятно, почему война здесь кажется такой далекой. Стерлинг похож на драгоценный фрукт, запертый в стеклянной витрине.

      Я сглатываю. Но этот плод гниет.

      Уилл неловко переминается с ноги на ногу. Его голос приобретает горьковатую окраску.

      – Так что мы остаемся в Стерлинге. – Он протягивает мне лепестки, мягкие как пух. – Вот, сохрани их на потом.

      Он снова продолжает путь. Деревья столпились так плотно, что скоро становится больше теней, чем солнца. Я смотрю на лепестки, которые он отдал мне, на утолщения белых жилок, пробегающих по ним, когда он внезапно хватает меня и утягивает за дерево. Дыхание учащается от удивления, но он поднимает палец к своим губам и качает головой.

      Теперь я слышу голоса, отдаленные, тихие.

      Я стою достаточно близко, чтобы ощущать дыхание Уилла.

      – Это больше, чем в прошлый раз, Ларкин, – кто-то протестует.

      – Это экономика. Спрос поднялся. Так ты хочешь это или нет?

      Тело Уилла напрягается, а я пытаюсь не думать о том, что никогда не стояла так близко к мальчику, не к Майлзу и не к папе.

      Наступает пауза.

      – Ладно.

      – Уверен, что это все, чего ты хочешь? Не могу гарантировать, что в следующий раз не будет еще дороже.

      – Я не могу позволить себе больше