Розы на стене. Бронислава Вонсович

хотелось. За помощь я ему очень признательна, а ужин – это не дополнительный поцелуй, на который Кристиан, кажется, и не претендует. Хотя это он сейчас не претендует, а что там будет после ужина – не скажет и он сам.

      – У нас на завтра столько еще не сделано… – неуверенно протянула я. – А если не сдавать вовремя, до практики не доучишься.

      – И это говорит та, кто успевает учиться и за себя, и за Штрауб. Какой-то короткий ужин ни на что не повлияет, – он укоризненно посмотрел и, воспользовавшись моей нерешительностью, потянул на выход.

      – Если ненадолго, – сдалась я окончательно.

      Кристиан заверил, что ненадолго, но ужин затянулся, и в общежитие мы возвращались, когда уже совсем стемнело. Возможно, мой поклонник на это и рассчитывал, попытавшись дополучить в темноте перед входом в общежитие еще один поцелуй, теперь уже настоящий. Я привычно увернулась и попыталась уйти, но Кристиан не дал.

      – Фридерика, со смерти твоей сестры прошел год, – неожиданно сказал он. – Пора оставить все это в прошлом.

      – Что оставить в прошлом? – растерялась я. – Память о сестре?

      – То, что не дает тебе нормально жить. Уверен, ты боишься, что все закончится так же.

      – Глупости! – я ужасно разозлилась.

      Когда умерла сестра, Кристиан меня очень поддержал, но это не давало ему права на такие разговоры. Пожалуй, он единственный оказался в курсе мельчайших подробностей, поскольку вел почти все переговоры с Сыском и организовывал похороны. А теперь явно намекал на официальную версию смерти – покончила с собой из-за несчастной любви. «Временное умопомешательство, – заявил дознаватель. – Бывает». Но я не верила ни тогда, ни сейчас. Слишком сильной была Марта, чтобы просто так расстаться с жизнью. Но чужой ауры не зафиксировали, магического воздействия тоже, посему решили, что из окна она вышла сама. Иногда я перечитывала ее письма, по ним было очень заметно, что что-то сестру сильно угнетало, и чем дальше – тем больше. Ее увольнение и отъезд из Траттена напоминали бегство. А ведь если бежишь, то не для того, чтобы снять номер в Гаэрре и умереть? Мои доводы в Сыске в расчет не приняли – в письмах не было ничего конкретного, а поговорить я с сестрой не успела. Даже о том, что она в столице, узнала от Сыска.

      – Конечно, глупости, – раздосадовано ответил Кристиан. – Фридерика, я столько побегал ради твоей практики, а ты меня даже не поцелуешь?

      После этого заявления Центральная гаэррская лечебница стала намного менее привлекательной. Я не просила Кристиана о помощи, поэтому не собиралась оплачивать выставляемый счет, который вырос уже за этот день, а за время до практики мог увеличиться до невероятных размеров.

      – Я тебя уже поцеловала, – холодно напомнила я. – Если забыл, Эвелина напомнит.

      – Ты такая красивая, когда злишься.

      Но меня комплимент не успокоил. Любой намек на смерть сестры выводил меня из равновесия, и надолго выводил.

      – Спокойной ночи, Кристиан.

      Я была уверена, что он не пойдет провожать до комнаты. Так