Три жизни жаворонка. Вера Колочкова

где у нас банки, крышки…

      – Ну все, час от часу не легче… – тихо проговорила мама, быстро глянув на отца. – Будто подменили нам дочь, Егор… Даже не знаю, что теперь и думать, чего бояться! К добру ли такие перемены, а? Да чтобы сама вызвалась банки закручивать…

      – Да брось, Ирин! – как всегда, начал заступаться за нее отец. – Никогда она лентяйкой не была, всегда по хозяйству помогала! Да, в последнее время ей не до того было…

      – А теперь что изменилось, не пойму? Любовь прошла, завяли помидоры?

      – Ну, не нам судить да выводы делать, Ирин. Наше дело принимать все, как есть.

      – Да ладно, не учи меня жить… И без тебя все понимаю…

      Родители ушли, и начался долгий день. Даже работа его убить не могла, все тянулся и тянулся от утра к пополудни, и солнце, казалось, стоит на месте, не собираясь уходить за горизонт. Наконец и оно сдвинулось, и стрелки часов тоже милостиво сдвинулись к вечеру. Пора выходить из дома. Пусть немного раньше, но ведь можно на скамейке в орешнике посидеть… Просто сидеть, просто ждать Никиту… А вдруг сегодня ребята раньше свою работу закончат? Всякое может быть…

      Были уже сумерки, когда она услышала его шаги. Ветки орешника раздвинулись, и сердце зашлось радостью – наконец-то! Наконец-то можно его обнять…

      Ну вот и все. Теперь уже ничего не страшно. Вон какие сильные у него руки, как крепко он ее держит, как ласково шепчет на ухо:

      – Как я соскучился, малыш… Как хотел тебя видеть, мой жаворонок… А ты? Ты без меня скучала?

      – Конечно… Конечно, Никит… Я же так люблю тебя…

      – И я тебя люблю, малыш…

      Он целовал ее долго, долго. Было слышно, как заполошно колотится его сердце, и руки становятся смелее, смелее… Вот подхватил на руки, шагнул вместе с ней к скамье…

      Она вдруг опомнилась – надо же сказать ему! Да, сначала сказать!

      Уперлась руками ему в грудь, проговорила тихо, но требовательно:

      – Никита, не надо! Я не могу… Мне надо тебе сказать…

      – Почему? Почему не можешь? – проговорил он, задыхаясь. – Ну что еще за глупости, малыш… Потом скажешь… Я же так соскучился по тебе…

      – Нет, сейчас! Мне сейчас надо сказать… Погоди, Никита!

      – Да что такое, малыш…

      – Я… Я беременна! Я сделала тест, все подтвердилось! И я хотела, чтобы мы… Чтобы мы решили…

      Он замер, продолжая с силой прижимать ее к себе. Потом вдохнул в себя воздух так, будто ему очень трудно было это сделать. Руки его ослабли, дрогнули… И дернулся судорожно кадык, будто от сильного испуга…

      Наверное, он и впрямь испугался. И она тоже хороша – вывалила свою новость, как ушат холодной воды на голову! А он оказался не готов… Да и вообще так нельзя, наверное. Надо было как-то по-другому сказать. Подготовить его как-то. Или время другое выбрать…

      – Ты испугался, да, Никит? – спросила робко, заглядывая ему в лицо.

      – Нет… Нет, что ты… – задумчиво проговорил Никита, но она ясно услышала за этой задумчивостью осторожную и пугливую озабоченность. И струсила