Во времена Саксонцев. Юзеф Игнаций Крашевский

провинциалы будут иметь соответствующие приказы, заверьте в этом короля.

      И, помолчав минуту, отец Вота говорил тише, не глядя на Флеминга:

      – Элекция и коронация курфюрста лежит у нас всех на сердце. Мне нет нужды повторять, что в Польше мы всякими силами будем поддерживать короля. В свою очередь мы также ожидаем от вас, что сдержите обещания. До сих пор католическое богослужение в Лейпциге и Дрездене проходит тайно при закрытых дверях, мы должны требовать открыть часовни.

      – Только не колоколов, потому что между тем вам дать их не можем, – вставил полковник. – Король особенно велел, чтобы католики получили всевозможные свободы, мы также должны глядеть на наших евангелистов, в которых кипят страсти. У нас фанатики… нужно читать, что пишут, слушать, что с кафедры разглашают.

      – Первая минута во всём горячкой отличается, – шепнул отец Вота.

      Флеминг искал уже только причину для окончания разговора и хотел выйти. Пошептались о чём-то с епископом и, попрощавшись с обеими духовными, сопровождаемый до двери Денбским, он исчез.

      Отец Вота остался с ним наедине.

      – Что же вы скажете об этом всём? – воскликнул епископ, обращаясь к нему. – Я посвятил себя делам церкви и принял участие в опасной игре. На этом действительно приобретёт церковь… свет… Апостольская столица.

      Монах задумался.

      – Не имею, – сказал он, – пророческого духа. Сказать правду, курфюрст не вызывает во мне никакого доверия. В обращение не верю. Жена точно вероисповедание не изменит. Сына нам обещали воспитать как католика, но мать-протестантка будет его первой учительницей веры, а потом… потом Бог делу своему поможет. В Саксонии, где ересь укоренилась сильней всего, с трудом её придётся искоренять.

      – Пример монарха, – шепнул немного смешавшийся Денбский. – Молодой, горячей крови, этот господин поначалу рвения не покажет, но со временем… влияние, всё окружение, мы все…

      Отец Вота усмехнулся.

      – Дай Боже, – сказал он, – потому что жертвы, чтобы его заполучит, велики.

      – Сына воспитаем мы, не мать, – сказал Денбский, – Рим о нём помнит. Мы должны его вырвать, вывезем его за границу. Ваш орден обеспечит учителей.

      Монах слушал довольно равнодушно. Было видно, что не много верил во все эти обещания. Для Денбского речь шла о том, чтобы отцу Воте короля иначе обрисовать… начинал говорить всё горячей.

      – Первый шаг сделан, он отказался от ереси… это главное, он в наших руках, теперь мы должны действовать.

      – Он должен изменить жизнь, – шепнул Вота. – Плохой пример… а в Польше такой грех сердец ему не приобретёт.

      – Отец мой, – начал Денбский, – взгляните, что творится на дворе Людовика, на глазах католического духовенства, с архихристианским королём. Этот Соломонов обычай оттуда, с Сены, пришёл на Эльбу. Для нас это наука, что во многих случаях нужно быть потакающим, дабы избежать худшего зла.

      – Дай Боже, дай Боже, – шепнул Вота, – я только боюсь, как бы, вместо того чтобы брать пример