Франкенштейн. Подлинная история знаменитого пари. Мэри Шелли

все если не в шутку, то в некую идеальную дружбу, в которой нет и намека на плотские радости. «Я знаю, как сильна и нежна ваша любовь ко мне, и мысль, что я могу составить ваше счастье, мне приятна, – пишет она Хоггу. – Давайте дожидаться радости и упоения лета, когда зазеленеют кроны и весело и ярко засияет солнце, и у меня, любезный Хогг, будет мой маленький ребенок – в каких изящных развлечениях мы будем проводить все дни! И знаете ли что? Я буду брать у вас уроки итальянского, а сколько книг мы прочитаем вместе! Но наша главная отрада будет Шелли». И, чтобы у Хогга не оставалось ни малейших сомнений в том, на что он может рассчитывать, она подписывает это письмо так: «Я, любящая его так нежно и так безоглядно, что от одного его взгляда зависит вся моя жизнь, ему принадлежу я всей душой».

      И то сказать, на седьмом месяце беременности, холодной и промозглой английской зимой, измученная недомоганиями и тревогами, испытывающая постоянный недостаток в деньгах, Мэри вряд ли могла почувствовать сильное телесное влечение к кому-нибудь.

      Одна короткая жизнь

      22 февраля 1815 года Мэри родила недоношенную семимесячную дочь. Малютку назвали Кларой. Она прожила всего две недели и умерла во сне.

      Мэри раз за разом переживала случившееся, ища ответы на неразрешимые вопросы: почему? За что? Она писала Томасу Хоггу: «Мой милый Хогг, моя крошка умерла. Придете ли вы сюда, как только сможете? Я хочу вас видеть. Она была совсем здорова, когда я ложилась спать. Ночью я поднялась покормить ее, но сон ее был так глубок, что я не решилась будить ее. Как поняла я утром, она была уже мертва тогда. Похоже, она скончалась от судорог. Придете ли вы? От вас веет спокойствием. Шелли боится, что у меня начнется лихорадка из-за прилива молока – ведь я больше не мать».

      Ей снится, что Клара просто замерзла. Они с Шелли отогрели ее у очага, и она ожила. После таких снов просыпаться особенно больно.

      Чтобы дать Мэри новые впечатления и помочь ей исцелиться от тоски, Шелли везет свою подругу в Бристоль. Шумный промышленный город, один из крупнейших портов Великобритании, прозванный «столицей запада», пробудил Мэри от оцепенения, заставил кровь быстрее бежать по жилам. На его причалах еще сохранился аромат дальних странствий и приключений, аромат рома и табака, привозимых из-за моря. Но улицы Бристоля помнят и о величайшей несправедливости и горе: сюда свободолюбивые англичане привозили чернокожих рабов из колоний. Сотни и тысячи матерей-негритянок оплакивали здесь своих детей: вырванных у них из рук, замученных пытками, умерших в ужасных условиях от голода. Ветер, налетевший с моря, заставляет скрипеть снасти, крикливые торговки на площадях предлагают рыбу, и даже голоса детей, играющих на мостовых, больше не заставляют Мэри погружаться в скорбь. Ее горе словно растворяется в вечном круговороте жизни. Шелли вынужден уехать в Лондон, Мэри тоскует, волнуется, чувствует, что способна снова страдать – а значит, снова жить и надеяться. Шелли пытается наладить