Вампокалипсис: Третья кровь. Борис Левандовский

такси, – с запоздавшим сожалением подумал Виктор, – похоже, мальчишка подхватил грипп.

      – Бугагот, – сказала девочка впереди, продолжая глазеть в окно. Владик приподнял голову, пристально и недовольно глянул в ее сторону, будто мог видеть сквозь спинку сидения, но ничего не сказал и вновь приник к груди деда.

      Вскоре маршрутка выбралась на Набережное шоссе и помчалась вдоль берега Днепра. Солнце играло тысячами ярких бликов среди волнистой ряби, пуская фейерверки мягких зайчиков и давая насладиться последним теплом такого долгого в этом году бабьего лета; у причала швартовался прогулочный корабль, готовясь к отплытию.

      "Как-нибудь нужно устроить Владику небольшой речной круиз, – решил Виктор. – Когда поправится. Черт, угораздило же…".

      – Пахнет рекой, – вновь подала голос невидимая девочка впереди и засмеялась, будто отмочила что-то ужасно смешное. – Пахнет лодками, пахнет островом…

      Сделав крутой вираж вправо, чтобы описать почти полный круг, маршрутное такси выбралось на мост Патона и резко сбавило скорость. Виктор всегда любил этот участок пути через Днепр, хотя с тех пор, как сняли трамвайную линию, он утратил большую часть своего очарования: было что-то особое в этом – преодолеть водную гладь между Правым и Левым берегами в салоне трамвая. Что-то из сáмого детства.

      "Да откуда же эта чертова хандра в последнее время?!" – думал Виктор, прижимая внука к груди, чувствуя его проникающее сквозь рубашку лихорадочное тепло и с недовольством отмечая, что маршрутка движется все медленнее.

      Эта необъяснимая хандра, похожая на смесь безотчетной тревоги и какой-то острой, пронизывающей до самого сердца ностальгии, начала регулярно посещать его с одного памятного вечера несколько недель тому назад, когда Виктор внезапно увидел окровавленное лицо внука, бегущего к нему через детскую площадку. Смеющееся лицо, будто залитое сладким вишневым сиропом, а вовсе не его собственной кровью. И сколько бы Виктор потом не убеждал себя, что всему виной являлся свет предзакатного солнца, в нем глубоко пустило ростки чувство тревоги, почти уверенности, что кому-то из его близких грозит беда. Особенно мальчику. Нет, именно Владику.

      – Пахнет перилами, пахнет столбом… – голос девочки был для Виктора сейчас чем-то вроде поплавка, не дававшего ему соскользнуть на действительно опасную глубину, где властвовала лишь сводящая с ума тревога, многократно усиленная внезапно подскочившей у внука температурой.

      – …пахнет мостом…

      – Вот дура! – не выдержал Владик. – Мосты не пахнут!

      В пространстве между спинками кресел возникло лицо девочки. У нее были ярко-рыжие кучерявые волосы и насмешливые, близко посаженные зеленые глазки.

      – От дурака слышу! Еще как пахнут! – сообщила она. – А если будешь обзываться, за тобой придет Бугагот! Ясно?

      В этот момент маршрутка остановилась. Виктор расслышал чертыханье водителя и наклонился к окну, пытаясь разглядеть, что происходит впереди.