Рам и Гау. Софья Радзиевская

тыкали пальцами в моих бабочек и жуков и что-то повторяли.

      Начальник снова повернулся ко мне.

      – Ты нам лекарство сделай.

      Я украдкой посмотрела на баночку с цианистым калием, висевшую у пояса. Это морилка для насекомых, но смертельный яд и для людей.

      «Что если… Нет, не могу!»

      – Я сама лекарства готовить не умею, – продолжала я, всё больше входя в роль. – Я в Петербург везу, там продаю.

      – Шибко жаль, – покачал головой начальник.

      …Пошли. Начальник пешком, рядом со мной, разговариваем. А я то в одну сторону отбегу, то в другую, ловлю насекомых, в морилку складываю. Мне не мешают. И не обыскали меня. Это хорошо, пистолет при мне.

      Рассказала я и про свою «сиротскую жизнь», и как на доктора трудно учиться, а идём уже час, второй начался.

      – Что же, говорю, точно сама с собой рассуждаю, не пора ли домой?

      А начальник улыбается:

      – Нет, пойдём с нами.

      – Ну, ладно, с вами веселее, ещё на ту сопку пройдём, может быть, ещё каких насекомых найду.

      Начальник опять с тем хунхузом переглянулся. С чего бы это? И тут я почувствовала – надо кончать. Как? Теперь самой себе следует правду сказать. Вон там скала нависла над тропинкой, в ней углубление. Если в него заскочить – я точно в пещерке буду, только спереди ко мне подойти можно. Оттуда стрелять удобно: пять пуль им, а последняя – себе.

      И горше всего в эту минуту была мысль – никто не знает, что я сейчас должна умереть. Если бы хоть кто-нибудь знал – было бы легче.

      Иду, думаю так, а кругом такая мирная красота. Но все ближе эта расселина в скале… И это – конец.

      Я засунула руку в карман и тронула предохранитель. Всё! Вот и скала… И тут я остановилась. Остановился и начальник. Посмотрел на меня с удивлением.

      – Я дальше не пойду, – сказала я громко. – Меня капитан Симановский прогонит, куда я денусь? А ты мне дай проводника домой, чтобы не заблудиться.

      За меня словно говорил кто-то другой, а я сама себя с удивлением слушала.

      Что за глупость? Какой проводник? Стрелять надо. А сама всё говорю…

      Теперь мне ясно, что тогда я бессознательно старалась отдалить самое страшное. Браунинг я потихоньку уже начала вытягивать из кармана… Но начальник не дал мне договорить. Он вдруг протянул руку, дотронулся до моего лба, улыбнулся совсем по-другому, хорошо улыбнулся, и сказал:

      – Пойдёшь домой. Дам проводника.

      Я так и остановилась на полуслове. А один из хунхузов уже сошёл с лошади, ему начальник что-то сказал, поманил меня рукой и пошёл по тропинке обратно.

      У меня вдруг ослабели колени, я чуть не села на землю, но сдержалась».

      Потом выяснилось: хунхузы приняли девушку за слабоумную, потому что не испугалась, не плакала и не молила о пощаде. А обидеть богом обиженного в тех краях считалось тяжким грехом.

      Её интерес и любовь к природе были всегда конкретны – дома у неё в разное время жили ручной волк, барсёнок, большой говорящий