Время. Ветер. Вода. Ида Мартин

на ковер, и он, развернув настольную лампу в мою сторону, весело скомандовал:

      – Руки подними и покрутись.

      Мне стало немного смешно, и поскольку лица его я видеть не могла, то выполнила это без особой неловкости.

      – А кофту можешь снять?

      – Шутишь? – Я запахнула полы. – Я же в пижаме.

      – Тогда как мне понять, что ты не жирная?

      – Но ты и так видишь. Я пятьдесят три килограмма вешу. А рост у меня метр шестьдесят шесть.

      – Я вижу только ноги. С ними вроде бы все в порядке.

      – Я сейчас даже худее Эли. Подружки моей. А она всегда очень стройная была.

      – Ну как хочешь, – он вернул лампу в прежнее положение.

      – Нет, правда. Они специально так называют, чтобы обидеть.

      – Да мне-то что? – Он снова взялся за слоников. – Даже если у тебя под кофтой тонна жира. Мы сейчас посидим немного и уйдем.

      Подобное предположение прозвучало нелепо.

      – Ну какая тонна? Мама говорит, ребра торчат.

      – Да ты не переживай. Может, кофта тебя просто полнит. Лучше завари еще кофе, и покрепче, а то этот помоечный. Терпеть не могу все пресное и разбавленное.

      – Полнит?

      Я подошла к зеркалу. Даже в темноте зеркального отражения кофта действительно казалась объемистой, и майка с Тедди под ней, несмотря на глубокий вырез, наверняка выглядела лучше.

      Я все-таки сняла дурацкую кофту.

      – Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он.

      – Шестнадцать, а что?

      – Готов спорить, ты еще с игрушками спишь, – он кивнул на изображенного на майке Тедди.

      – Только с Паскалем, – призналась я. – Осликом, которого Макс вот-вот раздавит. Он у меня с трех лет. Дедушка, папин папа, подарил. Это он его так назвал. Мы даже когда отдыхать ездим, я его с собой беру. Потому что он без меня скучает. Все остальные нормально, а он грустит.

      – Остальные?

      Я показала на стеллаж с игрушками возле окна:

      – Друзья мои.

      Он вполне серьезно оглядел игрушки:

      – Правильно. Друзей не убирают в коробки, не засовывают на антресоли.

      Его одобрение прибавило уверенности:

      – Я знаешь что думаю? Что тот, кто с легкостью избавляется от старых вещей, так же запросто поступает и с людьми.

      – Какая глубокая мысль, – он изобразил удивление. – Так ты маленькая или взрослая?

      – Хотела бы я сама знать.

      – Извини, что так нагрянули. Страшно ломало тащиться куда-то на ночь глядя. Просто Макс собирался драпануть, а если ему взбрело это в голову, то я бы его не удержал.

      – Куда драпануть?

      – У него бзик. Чуть что не так – сразу бежать. Говорит – успокаивается. Но вообще, когда это происходит, он ничего не соображает.

      – Ничего себе. Это болезнь такая?

      – Это заскок такой. Три года уже. С тех пор как он из детдома смотался.

      Я посмотрела на Макса. Он лежал с закрытыми глазами на спине и ровно дышал. Я накрыла его пледом.

      – Он не похож на детдомовца. Даже ты больше похож.

      Артем добродушно рассмеялся:

      – С чего вдруг?

      – Раньше