Февральская революция. Георгий Михайлович Катков

в русском народном сознании место евреев в качестве «паразитов, сосущих чужую кровь». Травля немцев затронула всевозможных российских подданных немецкого происхождения самых разнообразных категорий: бизнесменов и специалистов из Германии и Австро-Венгрии, немецких помещиков в Прибалтике, немецких колонистов (большое число которых проживали в Поволжье и на юге Украины с конца XVIII века), наконец, тех бесчисленных русских немецкого происхождения, которые полностью ассимилировались в российском обществе. Все эти группы людей могли подвергнуться обвинениям в «карьеризме» и непонимании русского патриотизма. Выражение «немецкое засилье», обозначающее в общих чертах экономическое проникновение, несправедливые привилегии и тевтонское высокомерие, звучало повсюду. На самом низком уровне агитация против «засилья немцев» вела к погромам и грабежам владений и домов лиц с немецкими фамилиями. В обеих столицах и повсюду трудовые конфликты приобретали германофобский, патриотический и шовинистический характер[77]. Германофобская кампания ударила по многим бизнесменам, которых обвинили в преднамеренном саботаже военных усилий. Немцы и уроженцы Австро-Венгрии, даже те, кто полностью натурализовались в России, потеряли работу, многих выслали в восточные и северные провинции. Положение гвардейских и армейских офицеров с немецкими фамилиями, особенно занимавших высокие командные должности, осложнялось с каждым днем. Возможно, царский двор был единственным местом, где кампания имела наименьший успех. Личная протекция царя оберегала сановников от шовинистических выпадов. Это, однако, получало неблагоприятный отзвук в общественном мнении. Оно воспринимало присутствие при дворе немцев, включая министра двора графа Фредерикса (который, фактически, имел шведское, а не немецкое происхождение), как доказательство того, что немка (то есть императрица) возглавляет германофильскую партию.

      Одним из тех, кто выступал наиболее активно против немецкого засилья, был генерал М.Д. Бонч-Бруевич[78]. Он был тем самым генералом, который распорядился об аресте полковника Мясоедова и его казни через повешение как немецкого шпиона[79]. Охота за немцами контрразведки, с которой был связан Бонч-Бруевич, нанесла серьезный ущерб работе промышленности и даже военной промышленности. Так, Бонч-Бруевич настойчиво преследовал крупную фирму «Зингер», распространившую на всю страну сеть предприятий торговли и обслуживания швейных машинок, благодаря внедрению такой новации, как покупка в рассрочку. Служба контрразведки утверждала, что торговые агенты фирмы являлись на самом деле замаскированными немецкими шпионами[80].

      Либералы, от которых можно было ожидать отпора шовинизму и осуждения казней невинных людей, не протестовали против этих кампаний, за исключением московского погрома в мае 1915 года, давшего им удобный предлог для нападок на правительство. В самом деле, обличение предполагаемой

77

См. ниже о забастовочном движении на Путиловских заводах и московском погроме немцев в мае 1915 г.

78

Генерал М.Д. Бонч-Бруевич приходился братом ученому (историку и этнографу), большевику В.Д. Бонч-Бруевичу. В феврале 1917 г. генерал вел агитационную работу среди казаков и других частей, расквартированных в Петрограде (см. часть 3, глава 10, раздел 3). Это не повредило положению генерала, которого ранее принимали при дворе и которого высоко ценил командующий Северным фронтом Рузский. Братья Бонч-Бруевич поддерживали тесные отношения всю войну и революцию.

79

См. ниже, глава 6.

80

См.: Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М., 1957. С. 79. См. также: Экономическое положение России накануне Октябрьской революции: В 2 т. М., 1947. Т. 1. С. 460–476.