Размороженный. Книга 3. GoodGame. Антон Текшин

но он, как и положено умному прибору, который не хочет быть разбитым об стену, оказался на беззвучном режиме. Тихонько завибрировал под пальцами и тут же затих.

      Гадство! Кто ж так жить не хочет?

      Едва я продрал глаза, как увидел такую же сонную Эльвиру, запахивающую халатик. Отчаянно зевая, девушка направилась к входной двери, на ходу поправляя всклокоченные золотисто-рыжие волосы. И, судя по примятой второй подушке, что обнаружилась на матрасе рядом с моей, я ночевал явно не один. Ипатьевский монастырь…

      Стоило повернуть голову, как глаза тут же зацепились за несколько пустых бутылок вина, стоявших прямо на полу в окружении этикеток от еды и прочего мусора. Ах да, и ещё свечи, для полноты картины. Тоже на дорогом паркете и на барной стойке, несколько. Прямо романтическая идиллия какая-то!

      Хорошо, что я не пил ни капли, иначе от такой картины точно бы поседел окончательно. Кстати да – упущение. Схватив ближайшую бутылку, я вылил остатки выдохшегося напитка в себя, чтобы не смущать отсутствием амбре дорогих гостей в форме. Те уже топтались на пороге, окружённые порхающими бабочками.

      Их оказалось всего двое: молодой участковый, бросавший весьма недвусмысленные взгляды на юную хозяйку, и внушительного вида широкоплечий опер с тёмными от густой щетины щеками и подбородком, резко контрастирующими с бледной кожей. Был у меня один сослуживец с подобным типом волос – скоблил щетину два раза в день и всё равно выглядел, будто с позавчерашнего дня к бритве не прикасался. А лысеть, наоборот, начал рано – уже в двадцать три. Опер густой шевелюрой тоже похвастаться не мог, поэтому стригся очень коротко.

      Эльвира пригласила их внутрь, и представители закона устроились на стульях рядом с обеденной зоной. Я принялся наскоро одеваться дрожащими руками, всей кожей ощущая на себе неодобрительные взгляды. Давненько себя так паршиво не чувствовал.

      Полицейские не стали откладывать разговор о цели своего визита в долгий ящик и ошарашили сиротку тяжёлой новостью. Та, к счастью, выдавливать из себя фальшивые эмоции не стала, а вполне правдоподобно захлопала глазами. Лишь после того, как опер повторил, что с её матерью случилась трагедия, она «въехала» и принялась непонимающе озираться, будто пытаясь переварить сказанное. Больше оставаться в стороне было нельзя – я подошёл и обнял её, вроде как утешая.

      А не то её растерянность грозила перейти рамки дозволенного. На слёзы же она и вовсе была не способна.

      – А вы, собственно, кто будете? – поинтересовался слуга закона, доставая угловатый планшет.

      – Кирилл Демченко, – пожал я плечами.

      – Ясно, а где вы были вчера в одиннадцать вечера?

      – Да тут же. – Я кивнул в сторону наших капсул.

      Опер черкнул что-то в планшете и спросил то же самое у моей «сожительницы». После чего последовали стандартные вопросы о её матери, где Эльвира, не кривя душой, поведала чистую правду об их непростых взаимоотношениях. Правда, слова о том, что именно она должна была стать жертвой, вслух так