Самая шикарная свадьба. Анна Богданова

Да! Да! Я гади вас на все, на все готов! – закричал он и вдруг ни с того ни с сего согнул в локтях руки и принялся сжимать и разжимать пальцы, словно повторяя про себя: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали».

      – Ты бы мог предоставить мне свою квартиру дня на два или на сутки? – Улыбка моментально слетела с его лица – подобно шелковому платку с ноги модели, не побритой, а обработанной специальным кремом, замедляющим рост волос. – А сам в это время побудешь с Верой Петровной. Я тебе заплачу!

      Он стоял и смотрел на меня, как баран на новые ворота, – что на уме у этого человека, понять было невозможно, и я испугалась, жалея, что попыталась воплотить свою еще несформировавшуюся, смутную и неопределенную идею в жизнь.

      – А женишься? – вдруг спросил он.

      – Чего? – не поняла я.

      – А ты тогда женишься на мне?

      – Ну конечно женюсь, жалко, что ли! – легко согласилась я и попросила номер его телефона. – Когда мне понадобится твоя помощь, я тебе позвоню. Договорились?

      – А ского?

      – Очень скоро. И больше не следи за мной – это нехорошо. Понял? – Я погрозила ему пальцем.

      – Если поцелуешь меня, больше не буду, – заявил Иннокентий. Я посмотрела на него – целовать бывшего бабушкиного ученика не было ни малейшего желания, но в то же время я чувствовала, что это просто необходимо для дела.

      – Поцелуй лучше ты меня, – предложила я.

      – Можно, да? – смущенно краснея, спросил он.

      – Конечно, – запросто сказала я и, схитрив, протянула ему свою руку.

      Иннокентий вцепился в нее и принялся мусолить, будто бы это была игрушка для прорезывания молочных зубов.

      – Ну, все, все, хватит. Я тебе позвоню, – сказала я и побежала домой немедленно отмывать руку.

* * *

      Я ворвалась домой и сразу же залезла в душ – у меня вдруг возникло странное, чудное ощущение: будто я долгое время находилась внутри того самого пузыря, который так сосредоточенно надувал вечный юноша, сидя у бабушки в комнате. Пока я нещадно драила себя жесткой мочалкой с антибактериальным мылом, в голове все отчетливее и определеннее формировалась моя идея. Поначалу она была похожа на газету, разорванную на мелкие клочки; мозг мой терпеливо собрал все кусочки и, сложив один к одному, смог наконец прочитать всю ее от начала до конца.

      Вылетев из ванной, я, обмотанная в полотенце, сразу же бросилась звонить Анжелке.

      – Машенька, Анжела не очень хорошо себя чувствует, – замялся ее отец.

      – Она что, заболела?

      – Да как сказать… Вы говорите, что нужно, я ей передам.

      – Не надо мне ничего передавать! – послышался Анжелкин голос, потом она принялась что-то доказывать Ивану Петровичу и в конце концов дико завизжала – видимо, отвоевывала трубку. – Чо надо? – нагло спросила она.

      – Анжел! Что у вас там происходит? – удивилась я.

      – Ничего, – тяжело вздохнув, ответила она и икнула.

      – Ты опять выпила? – укоризненно спросила я.

      – А ты меня осуждаешь? – Огурцова была на грани невменяемости.

      –