Третья штанина (сборник). Евгений Алехин

во все чистое: трусы, носки, рубашка, костюм, напялил очки. И вот он, уже прожженный работник офиса, спросил:

      – Что?

      – Вот, – говорю, – пока ты членом машешь, твой сын стал писателем.

      И жестом предложил ему сесть. Он подошел, но не сел, а стоя заглянул в компьютер и прочитал письмо. И сказал:

      – Позорище!

      Так он порадовался за своего сына. Вместо того чтобы сказать, как он гордится, впервые в жизни гордится сыном, вместо этого он мне сказал:

      – Ты же нажрешься опять как свинья и опозоришься.

      И вышел из кабинета. Хотя в этом был какой-то стиль.

      Я стоял и думал, что бы все это могло значить? Потом присел. Вообще-то, отцу вроде нравилось то, что я писал, – я всегда давал ему читать. Это последние три года отец работал в Газпроме, из-за денег, а не для собственного удовольствия, до этого он двадцать лет был журналистом, и у него были даже очень интересные, на мой взгляд, газетные материалы, то есть он имел ко всему этому отношение плюс был филологом по образованию. А еще это была одна из возможностей сблизиться с ним, вот почему я всегда давал ему свою писанину. Через пять минут отец вернулся и сказал:

      – Я сейчас звонил Ольге, редактору.

      – Зачем?

      – Похвастаться хотел. Дашь интервью им в «Кузбасс», – это было скорее утверждение, чем вопрос.

      – Ладно, дам.

      (Гм… Интересный вопрос. Знаете ли… благодаря писательству ты как бы можешь делать с миром все, что тебе хочется, все, что тебе угодно. Это своего рода Игра. Ты можешь играть со всем сущим, как ребенок играет с утятами в ванной. Вот что это такое…)

* * *

      В аэропорту пиво стоило дорого, но я купил-таки баночку «Сибирской короны», чтобы освежиться. Считай, все равно изначально я должен был ехать в купе, поездом, а тогда бы уж точно пропил тысячерублевую купюру (и несколько сотенных), которую дал мне с собой отец, за двое с лишним суток пути. Но получилось так, что я летел на самолете. Самолетом билет до Москвы и обратно стоил семь тысяч с лишним, а на поезде в купе около двенадцати. Вот и вся математика, поэтому премия, конечно, согласилась оплатить самолет.

      Я немного подустал праздновать. Присел, поставил сумку, глотнул пива. Ожидание. Я не летал с детства, в пять лет был на Черном море.

      Рейс задерживали, все походило на взрослую жизнь. Зал ожидания, ожидание полета в другой город, усталость от праздника, ожидание еще большего праздника, ожидание новой жизни. Я как бы официально теперь стал писателем, во всяком случае, для самого себя.

      Последняя неделя вертелась у меня в голове осколками мозаики. Сначала мы выпили прямо в институте с Женей Лахановым, я прищемил палец дверью туалета. Потом пошел на мастерство, мы разминались, ходили по аудитории, махали руками, разогревая мышцы, боль была невыносимая, ноготь мой потемнел. Я остановился и пошел к двери. Басалаев спросил, куда это я собрался? Я показал ему средний палец. Палец был неестественно изогнут, прищемил я его дай бог. Басалаев чуть язык не проглотил, он сперва подумал, что я просто