Точка разлома. Андрей Ливадный

через сталкерскую сеть. – Вроде при имплантах, от Славки пришел, а неспокойно на душе.

      – Куда же он делся? – Макс обвел пытливым взглядом панораму недавнего побоища.

      – Отстал по-тихому. В руины ушел, пока я с Молохом препирался.

      – Как назвался-то?

      – Гонтой.

      – Что-то не припомню такого. Не из Хистеровских?

      – Нет. Говорит – вольный бродяга.

      – А что в сети?

      – Нет такого. – Монгол поджал губы. – Развел он меня.

      – А ты по всей базе данных поищи, – посоветовал Макс.

      Монгол послал новый запрос, и через минуту его бровь удивленно приподнялась.

      – Слушай, а ты прав! Он оказывается из «жженых», тех, что Катастрофу пережили!

      – Так в чем проблема?

      – Мертв он. Вот уж четыре года, – еще раз сверившись с базами данных, ответил Монгол.

      – Может, просто в сети не светился? – предположил Макс. – Если из «жженых», то неудивительно. Многие из них меняют позывной, ходят под другими именами.

      – Сам взгляни. Гонта группу вольных сталкеров возглавлял. Его Хистеровские егеря положили. Здесь все четко зафиксировано. Четыре года назад в Академзоне. Они Светлый Тоннель искали. Ну, ты слышал, да?

      Макс кивнул.

      Легенда о Светлом Тоннеле ходила давно. Говорили, что под Новосибирском существует старая подземная железнодорожная ветка, проложенная еще в прошлом веке. Если верить слухам, то во время пульсаций в подземелье проникает ослепительный свет. Те, кто видел его, больше не возвращались. О причине исчезновения сталкеров толковали разное, но самым устойчивым из бытующих мнений была легенда, что свет тоннеля не простой. Он часть Узла, аномалия внутри аномальных пространств, единственный путь возвращения во Внешний Мир, но доступен он не каждому. Только те сталкеры, что остались чисты душой, способны пройти по нему – свет пульсации сжигает в тоннеле скоргов, не оставляет в теле ни одного импланта, открывает дорогу назад, во Внешний Мир. Ну а если душонка у сталкера грязная, продажная, то тоннель отправляет его в Узел, в самое адское пекло, откуда уже нет возврата.

      Макс относился к легенде скептически.

      Он допускал, что тоннель существует и связан с иными пространствами Узла, но не верил в легенду о Возвращении. Вряд ли в отчужденных пространствах найдется хоть один сталкер, чью душу можно назвать чистой. Выживание на грани человеческих сил – процесс жестокий. Разве что кто-нибудь из старых, переживших Катастрофу, оказавшихся невольными заложниками отчужденных пространств, мог бы попытать счастья.

      Промелькнувшая мысль заставила Макса вздрогнуть.

      – Тело Гонты нашли?

      – Нет сведений, – отозвался Монгол. Они оба подумали об одном и том же: а вдруг? Вдруг Гонта сумел пройти? Но зачем он в таком случае вернулся в отчужденные пространства?

      Легенды Пятизонья не возникают на пустом месте. Макс был одним из немногих, кто на своей шкуре испытал материализацию некоторых загадочных и зловещих верований.

      В душе каждого сталкера, вне зависимости от его мировоззрения