Последний дар любви. Елена Арсеньева

же это могло быть? – испуганно спросила Маша. – Подводное чудище?

      – Да какое там чудище! – усмехнулся Коля. – За какой-то крюк зацепился. Раньше дно тут было сильно замусорено, отец приказал прочистить его, да, видимо, плохо прочистили. Надо бы найти да наказать того раззяву-работника. Плетьми бы пороть!

      – Какой ты злой, Колька, – еле выговорила Соня дрожащими губами. – Знала бы я, какой ты злой, так не стала бы тебя спасть!

      – Дура ты, Сонька! – Хоть и спасла меня, а все равно дура! Я чуть не погиб. А если бы пруд хорошо прочистили, ничего бы не случилось.

      – Никлас, вам надо переодеться! – спохватилась Гертруда Людвиговна. – Вы простудитесь, промокли насквозь!

      День был жаркий. Сколько раз ребята промокали во время своих плаваний до нитки, но никто никогда не спешил переодеваться. Однако сейчас Коля ушел, будто больше не хотел видеть друзей. А ведь они его только что спасли!

      Глава 5

      Дама найдена!

      Они выросли вместе – Мари Трубецкая и Леонилла Барятинская. Говорят, две красавицы и два крючкотвора дружить не станут. Ну, про крючкотворов ничего доподлинно неизвестно, однако эти две прелестные барышни относились друг к другу с удивительной нежностью и бережностью. Они были слишком разные, чтобы завидовать друг другу, и, хоть юные девы пересчитывают своих поклонников с той же тщательностью, как правоверные четки перебирают, Мари спокойно отступала в сторону, предоставляя Леонилле, с ее соболиными бровями и черными волосами, первенствовать в сердцах сначала мальчиков, а потом и юношей. Нет, Мари не была такая добренькая, просто ей никто из них не был нужен, кроме брата Леониллы – Александра Барятинского. Лишь бы он смотрел на нее благосклонно… лишь бы хоть как-нибудь смотрел! Каждый его поступок, даже осуждаемый другими, она встречала с восхищением. Но добиться от него благосклонного взгляда было не так-то легко, причем не только Мари Трубецкой.

      Отец его, страстный англоман и педант, составил для сына особенное расписание воспитания, а в завещании сделал его главой семьи. И с шестнадцати лет Александр перестал кого бы то ни было слушаться, в том числе и маменьки, которую любил и почитал. Но отнюдь не ставил выше себя! Он считал себя действительным главою, и рано и искусственно развитая фамильная гордость навсегда наложила отпечаток на отношения молодого князя с друзьями и родственниками. Нет, он не задирал вроде бы носа, был со всеми вежлив, прост и любезен, но не терпел фамильярности и развязности, даже обычной материнской снисходительности в обращении с собой, и, даря кого-то вниманием, никогда не переступал в обращении с ним ему одной известной черты. Александр был уверен, что ему все дозволено, он лучше других знает, как жить, каким надо быть. Лишь только ему исполнилось шестнадцать, и мать, давшая сыну прекрасное домашнее образование, собралась определить его в университет, Александр категорически отказался от жизни статской и объявил, что желает посвятить себя военной службе.

      Когда Мари узнала об этом от заплаканной Леониллы, которая чуть не заболела от учинившихся