Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904-1940. Август Кубичек

одна тема – танцы.

      Как во всех случаях, когда он не мог справиться с чем-то немедленно, он предавался обобщениям. «Представь себе бальный зал, – сказал он мне однажды, – и представь, что ты глухой. Ты не можешь слышать музыку, под которую двигаются эти люди, а затем взгляни на их бессмысленное движение, которое никуда не ведет. Не безумцы ли они?» – «Все это не годится, Адольф, – ответил я. – Стефания очень любит танцевать. Если ты хочешь завоевать ее, тебе придется танцевать так же бесцельно и глупо, как и другие». Это только и было нужно, чтобы привести его в бешенство. «Нет, нет, никогда! – закричал он на меня. – Я никогда не стану танцевать! Понятно тебе? Стефания танцует только потому, что ее заставляет общество, от которого она, к сожалению, зависит. Как только она станет моей женой, у нее не будет ни малейшего желания танцевать!»

      Против обыкновения на этот раз собственные слова не убедили его, так как он поднимал вопрос о танцах снова и снова. Я даже подозревал, что дома он втайне пробовал делать несколько осторожных шагов со своей младшей сестрой. Фрау Гитлер купила для Адольфа фортепиано. Я думал, что, возможно, меня скоро попросят сыграть на нем вальс и тогда я в шутку напомню Адольфу насчет «представь, что ты глухой во время танца». Ему не нужна была музыка для движений. Я также намеревался указать ему на гармонию между музыкой и телесными движениями, о которой он, по-видимому, не имел никакого понятия.

      Но дальше этого дело никогда не шло; проходили дни и недели, а Адольф продолжал размышлять об этом, пытаясь найти решение. В этом подавленном состоянии ему в голову пришла безумная мысль: он всерьез рассматривал возможность похитить Стефанию. Он изложил мне свой план во всех подробностях и отвел роль, которая была не слишком выигрышной, так как я должен был отвлекать мать Стефании разговором в то время, когда Адольф схватит девушку. «А на что вы оба собираетесь жить?» – задал я прозаический вопрос. Мой вопрос слегка отрезвил его, и дерзкий план был забыт.

      В то время Стефания пребывала в неблагоприятном для Адольфа настроении, что сильно ухудшало ситуацию. Она проходила мимо Шмидторека, отвернувшись, как будто Адольфа не существует. Это привело его на грань отчаяния. «Я не могу это больше выносить, – восклицал он. – Я положу этому конец!»

      Это был первый и, насколько мне известно, последний раз, когда Адольф серьезно раздумывал о самоубийстве. Он сказал мне, что прыгнет в Дунай с моста и тогда все будет кончено. Но Стефания должна будет умереть вместе с ним – он на этом настаивал. И снова во всех деталях был разработан план. Каждый этап этой ужасной трагедии был описан подробно, включая ту роль, которую придется играть мне; было продумано даже мое поведение как единственного человека, оставшегося в живых. Эта жуткая сцена преследовала меня даже во сне.

      Но вскоре небо опять прояснилось, и для Адольфа наступил счастливейший из дней в июне 1906 года, который, я уверен, отпечатался в его памяти так же ясно, как и в моей. Приближалось