Немногие возвратившиеся. Записки офицера итальянского экспедиционного корпуса. 1942-1943. Эудженио Корти

передвигал ноги. К тому же он сильно охрип и совсем не мог говорить, лишь сипел. Он сказал мне, что, если ему прикажут снова идти вперед, он умрет.

      Больше я его никогда не видел.

      А пока, глядя на его усталое обветренное лицо, я вспоминал долгие беседы, которые мы вели с ним и майором Пассини долгими зимними вечерами в офицерской столовой в Абросимове на Дону. С мальчишеской горячностью мы всячески превозносили мастерство и храбрость итальянских солдат. Майор, бывший намного старше и опытнее нас, добродушно усмехался и спокойно объяснял, что мы не правы.

      Сидя за отдельным маленьким столиком, младший лейтенант Бернаби бросал на нас негодующие взгляды. Было поздно, все офицеры уже поели и разошлись, а мы продолжали оживленно беседовать, не собираясь покидать помещение. Дело в том, что младший лейтенант Бернаби, недавно прибывший из Италии, спал в этой комнате, когда все уходили. А звание младшего лейтенанта получил всего два месяца назад.

      А затем начались тяжелые бои. Однажды лунной ночью Бернаби отправился на санях в роту. Он был очень доволен, потому что должен был принять под командование отделение. И погиб. Майор Пассини тоже погиб. И еще многих людей из того батальона уже нет в живых.

      Теперь я считал, что самое худшее позади. Я наткнулся на Корреале, который, прихрамывая, бродил вокруг в поисках своих солдат. Большинство из них были рекрутами с Сицилии, только что прибывшими на фронт, и при любом удобном случае старались улизнуть подальше. Очевидно, майор в своих оценках все-таки был прав.

      Некоторые вещи лучше забыть.

      Здесь же были капитан Ланциани и младший лейтенант Фаброцини, бойкий неаполитанец. Как и Корреале, капитан Ланциани прихрамывал.

      Мы остановились.

      В самом разгаре дня немцы на 8 или 9 тяжелых броневиках отправились куда-то в восточном направлении. Они должны были прорвать окружение. Во всяком случае, мы так считали.

      За ними двигались фургоны с пожитками, а дальше шли две колонны итальянских солдат. Черные ленты, извивающиеся по ослепительно белому снегу. Огромное пространство вокруг Поповки теперь кишело людьми, причем со стороны Медова подходили все новые колонны. Я держался рядом с Фаброцини, офицером, командующим в Абросимове остатками взвода разведчиков. Нам пришлось многое пережить вместе, и ладили мы хорошо.

      Мы остановились на гребне очень длинного холма. Там немцы выполняли какие-то сложные маневры, рассчитанные на то, чтобы обмануть противника. Но не было похоже, что они планируют идти на прорыв.

      Фаброцини, несколько его разведчиков и я ждали сидя на снегу и лязгая зубами от холода. За нашими спинами уныло чернели покосившиеся избы Поповки. Впереди, казалось до самого горизонта, простирались бесконечные заснеженные равнины. Нигде не было видно ни одного признака жизни.

      Я решил, что должен немедленно встать и начать двигаться, иначе рискую замерзнуть насмерть.

      Пытаясь согреться, я принялся быстро ходить взад-вперед и в конце концов неожиданно наткнулся на своего командира – майора