Последний еврей. Михаил Барановский

дура. Зачем такому, во-первых, уезжать отсюда, во-вторых, со мной?

      – Ты сама полная идиотка. Посмотри в зеркало! Ты же себе цены не знаешь!

      – Это ты себе цены не сложишь. А у меня грудь обмякает, гипоталамус сморщивается, жопа обвисает…

      – Да ладно тебе, ты все перепутала… А мне и здесь хорошо. У меня Сурен есть.

      – Сурен – штука такая: сегодня есть, а завтра – нет.

      – На завтра у меня Борька есть… Еще со вчера.

      – И Борьки завтра может не быть.

      – Да что ж ты такое говоришь, гадюка! – выходит из себя Нина.

      – Прости меня, родная, – спохватывается Анна, – это я сдуру, прости. Я не это имела в виду.

      – Да ладно, не бери в голову. Ты знаешь, я для тебя на все готова. Найдем тебе самого уродливого, самого нищего, такого еврея, что еще поискать. Отправим тебя к матери в Германию, а я буду наезжать с Суренчиком. Он все оплатит по гамбургскому счету. Все, побежала, мне пора. Ауф видер зеен!

* * *

      Он прячется в темном шкафу под вешалками-плечиками, под пиджаками и платьями. Здесь пахнет мамой. Здесь пахнет папой. Прижавшись друг к другу, их запахи делятся и множатся, сливаясь и обволакивая, оседая в шерсть-хлопок, оседая в ниточку-ворсинку. В темном шкафу пахнет мужчиной и женщиной тридцати шести лет.

      Сейчас их сыну ничуть не меньше. Он открывает скрипучую дверь. Он с трудом забирается туда, под пиджаки и платья. Ничто не выветривается и не исчезает бесследно, ни годы, ни запахи. Все просто меняется до неузнаваемости, как мальчик в шкафу. И если время на Земле везде течет одинаково, то что ему за нужда вдруг останавливаться в одном городке, в одной из хрущевских квартир, в темном платяном шкафу?

* * *

      – Илюша, ты где? Илюша! Господи, что ты делаешь в шкафу? Ты здоров?

      – Мама, где ты ходишь?

      – Тусовалась на базаре.

      – Кошмар, ты говоришь как поп-звезда.

      – Поп-звезды на базаре не тусуются. А я именно тусуюсь, потому что купить на свою пенсию ничего не могу. Ты что, выпил?

      – Хотел, но не донес.

      – Что значит «не донес»?

      – То и значит.

      – Ты яйца купил?

      – Купил, но не донес…

      – Илья, не делай мне нервы. Посмотри на меня! У тебя совесть есть?

      – Была.

      – Не донес? Илюша, я очень за тебя боюсь. Если ты сопьешься, я… я… не знаю… Я тоже сопьюсь.

      – Мама! Что ты говоришь?

      – Ты когда-нибудь встречал еврея-алкоголика?

      – Нет.

      – Зачем нам создавать исключения, подтверждающие правило? – Рахиль Иосифовна тяжело вздыхает. Только еврейские мамы могут так тяжело вздыхать, глядя на своих детей.

      – Все потому, что ты один, – решает она.

      – Я не один. Мы вдвоем, – успокаивает ее Илья.

      – Мы вдвоем, – снова вздыхает Рахиль Иосифовна. – И ни одного яйца! Посмотри мне в глаза. Что ты делал в шкафу?

* * *

      Если правду говорят, что мир тесен, то вы даже не представляете, насколько тесен наш город. За пятнадцать минут откровенного разговора с неизвестным человеком вы можете выяснить, что у вас общий папа, ну, или по крайней мере – двоюродный брат. Поэтому не стоит удивляться,