Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945. Феликс Керстен

доверие к себе и как широко дискредитируют свою профессию. Я смотрю на это с глубоким сожалением. Доктор играет очень важную роль в общественном здравоохранении; мы не можем позволить, чтобы медицинская профессия постепенно теряла почву под ногами вследствие цепочки самых разнообразных обстоятельств.

      – Но как вы это измените? – спросил я Гиммлера. – Вы действительно хотите, как я уже слышал от господина Лея, после войны национализировать медицину?

      – Как вы можете так думать, господин Керстен? Это воистину самое глупое, что мы могли бы сделать. Я могу понять, почему Лея привлекают подобные проекты; они вполне соответствуют его склонности к коллективизму, против которой мы выступаем. Кроме того, такая мера ничего не улучшит. К нашим нынешним бедам добавится лишь то, что врач станет чиновником. Это приведет к полному упадку медицинской профессии, гибели всякой инициативы и всех тех положительных, творческих элементов, в которых мы крайне нуждаемся для перестройки медицины в целом. Если господин Лей снова заговорит с вами об этом, можете потихоньку передать ему мои слова; для меня это нешуточный вопрос.

      – Очень рад слышать это, господин рейхсфюрер, – ответил я. – Я с удовольствием передам это Лею. Но я по-прежнему не знаю, в чем состоят ваши планы реформ.

      Но тут нас прервали, и Гиммлер пригласил меня как-нибудь на неделе пообедать с ним. Мне было любопытно услышать, с какими предложениями он может выступить.

      Планы Гиммлера по медицинской реформе

      7 февраля 1941 года

      Вечер получился чрезвычайно интересным. Мы не успели покончить с едой, как Гиммлер вернулся к теме наших предыдущих разговоров.

      – Бессмысленно применять новые схемы к университетскому образованию, господин Керстен, – оно уже стало массовым. Подобными схемами развлекается одно поколение врачей за другим, но ничего так и не было сделано, потому что люди старой школы сидят повсюду и они достаточно хитроумны, чтобы саботировать даже самые лучшие планы. Бороться с ними – сизифов труд. Но если мы назначим нескольких человек, которые приняли бы нашу сторону в этом столкновении, то вокруг них могли бы сплотиться сторонники реформы.

      Здесь, как и повсюду, гораздо лучше начать с самого низа. Поскольку массы невежественных людей доверчиво принимают любые прописанные лекарства, врачи никогда не задумываются, прежде чем выписать медикаменты промышленного производства. Мы должны поколебать эту доверчивость. Когда мы четко объясним народу, особенно матерям, что эти лекарства в лучшем случае снимают симптомы, но не лечат больных и что самые лучшие и самые полезные лекарства – те простые средства, которые предлагает нам природа, божественные средства, – публика начнет требовать их от своих врачей. Хотелось бы мне увидеть мать, которая не желает для своих детей самого лучшего! Сейчас бедная женщина верит, что лучшие препараты – самые дорогие; через двадцать лет она будет думать по-другому. И врачи добровольно изменят своим