Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944. Евгений Доллман

нас, отправляя на подвиг, руководимые дуче во всех боевых действиях, мы чувствовали, что горячая душа нашего народа всегда с нами.

      Все наши дети, наша Балилла и Организация итальянских девушек, все правительство, вся партия, все органы управления, весь народ – все были с нами.

      И весь этот конгломерат сил, называемый фашистской нацией, быстро помог нам завершить войну полным разгромом врага».

      Такими словами заканчивается книга «Абиссинская война», написанная Пьетро Бадольо, маршалом Италии, герцогом Аддис-Абебским, которую я перевел на немецкий язык. Это была моя первая встреча с человеком, который возглавлял тогда Генеральный штаб итальянской армии. Я и не знал тогда, что мне снова придется столкнуться с ним в июле и сентябре 1943 года, только на этот раз в качестве смертельного врага фашизма и преемника Муссолини, которого он когда-то превозносил до небес. Я думаю, что был единственным немцем, который по-настоящему знал его – в той мере, в какой можно познать истинного пьемонтца. Позже мне пришлось часто встречаться с другим пьемонтцем, которого победная кампания Бадольо в Абиссинии возвела в ранг императора, а именно с его величеством королем Виктором-Эммануилом III. Я хочу только подчеркнуть тот факт, что немцы прекрасно знали Флоренцию и Тоскану, словно оттуда были родом их бабушки; что еще со времен Гёте и Вин-кельмана они поддерживали тесную связь с Римом, как будто сами родились в нем; а благодаря императорам из рода Гогенштауфенов смотрели на Апулию и Сицилию как на немецкое имперское владение, однако они ничего не знали о Пьемонте.

      Король и его маршал были бережливы до скупости, проницательны и хитры, любили блеск и пышность во всех их видах, больше думали о своей личной власти, чем о выполнении обязанностей перед государством, оба были прирожденными солдафонами и ненавидели любую форму диктатуры. Впрочем, они держали свои мысли при себе, и в 1936 году один из них спокойно позволил правящему диктатору короновать себя в качестве императора Абиссинии, а другой получил все высшие титулы и награды Италии.

      Мои беседы с победителем Аддис-Абебы во время перевода его книги напоминали разговоры, которые мог бы вести Юлий Цезарь с германским историком, которому он поручил бы перевести его «Галльскую войну» – если бы в ту пору существовали историки. Германцев той поры чаще всего ассоциируют с тростниковыми хижинами, рогами, из которых они пили мед, и жизнью в лесу.

      Бадольо был скуп на слова и держал себя с достоинством, как и полагается истинному пьемонтцу. Он признавал военные дарования немцев, но побаивался их. Он считал, что все наши битвы были выиграны потому, что немецкие полководцы никогда не жалели солдат, и я с трудом удержался от того, чтобы не заметить ему, что во время абиссинской войны случились одна или две весьма кровопролитные битвы, в которых пало огромное число солдат негуса. Когда я, в конце нашего совместного предприятия, протянул ему последнюю пачку гранок в здании Генерального штаба в Риме, он пожал мне руку крепким