Крымская кампания 1854 – 1855 гг.. Кристофер Хибберт

невольную дрожь.

      В начале августа обратно в Европу потянулись перенесшие заболевания солдаты французской армии. Их отъезд наблюдал корреспондент «Таймс» Россель. На него произвела угнетающее впечатление бесконечная вереница повозок с молча сидящими в них, сложив руки, измученными людьми. Тишину нарушали только редкие вскрики и стоны лежащих в повозках тяжелобольных. Заметив, что около 50 повозок шли пустыми, Россель поинтересовался у французского офицера, зачем они нужны. Тот коротко ответил: «Для мертвых».

      Ходили слухи, что из госпиталя никто не выходил живым, поэтому солдаты старались как можно дольше скрывать свою болезнь. С характерной для него лаконичностью командир 1-го полка записал в дневнике: «Холера наступает, люди быстро умирают. Все отправленные в госпиталь в Варне оказались в могиле. За две последних ночи умерло 15 человек. Об отправленных возницами на медицинских повозках ветеранах следует забыть. Думаю, всех их похоронят в Варне. Перед отъездом туда они все напились и теперь, наверное, умрут как собаки».

      Напивались не только возницы медицинских повозок. Среди солдат бродило поверье, что французы оказались восприимчивы к болезни потому, что предпочитают дрянное красное вино. А вот если пить крепкий бренди, большая бутыль которого стоит 3 шиллинга 6 пенсов, то ни за что не заболеешь. К середине августа вид французского или английского солдата, лежащего мертвым в обнимку с бутылкой и облепленного мухами, уже никого не удивлял.

      Несмотря на огромное число новых приказов, ограничивавших вольности в поведении и внешнем виде, дисциплина стремительно падала. После того как произошел случай мародерства в 88-м полку, в дивизии всячески пытались бороться с этим явлением. Солдат, обнаруженный на удалении более одной мили от лагеря, подлежал аресту. Офицерам было запрещено носить гражданское платье. Тем не менее, некоторые из них бродили в расстегнутых мундирах, в тюрбанах вместо фуражек, без шейных платков, заросшие до такой степени, что из чащи волос на лице торчали одни носы[7].

      7 августа жара спала, и стало холодно. Однако это не принесло солдатам облегчения. Через три дня в Варне разразился жесточайший пожар, причинивший ущерб на многие тысячи фунтов. Сгорели склады, а с ними 16 тысяч пар обуви и более 150 тонн галет. Только в одном из полков от холеры умерли 80 человек[8].

      Полковник Белл иронизировал: «Сейчас наша основная работа состоит в захоронении мертвых». Майор 8-го гусарского полка написал домой: «Вне всякого сомнения, мы скоро отправимся отсюда. Однако апатия настолько овладела всеми нами, что, кажется, никого особенно не волнует, едем ли мы в Севастополь или в Южную Америку или останемся на месте и не поедем вообще никуда».

      II

      Лорд Раглан уже получил распоряжение отправиться с армией в Севастополь. Это распоряжение поставило его в трудное положение. Оно не оставляло никаких сомнений в том, что британское правительство полно решимости оккупировать

7

Разрешение английским военнослужащим носить бороды дал герцог Ньюкаслский, к ужасу сэра Джорджа Брауна и лорда Раглана.

8

Полагали, что пожар в Варне устроили греки. Лорд Джордж Пейджет писал жене: «Пятеро греков были пойманы французами и заколоты штыками на месте при попытке поджечь один из домов. Похоже, в их армии больше порядка, чем у нас».