Стажер. Дмитрий Дашко

с дыхания. – Но это ничего не значит. Расслабляться нельзя. – И тут же пояснил: – Всякое бывает. Запросто могут забрести хуги, особенно если они в режиме невидимки. Их в таком случае никакой датчик не почует. Вроде уже пуганые твари, знают, что такое егеря и с чем нас едят в буквальном смысле, но когда им от голода крышу сносит, начинают охотиться где угодно. Пару раз проникали горлумы. Тоже не подарочки. Носятся как угорелые. Нормальному человеку за ними не угнаться. Ну и не убежать, соответственно. К тому же аномалии. Сегодня ее нет, а завтра уже красуется, сволочь, причем аккурат в самом неудобном месте. Ни обойти, ни объехать. Вот почему не теряем бдительности, стажеры. Смотрим под ноги и на все триста шестьдесят градусов.

      – Это как? – заинтересовался Дэн.

      – Да так, – коротко пояснил Гидроперит. – Схватит за задницу какой-нибудь живоглот, поймешь.

      Истинный смысл его слов доходил до нас в искаженном виде, слишком неопытными мы еще были. Все-таки мирок Ванавары не сильно отличался от обычного военного поселка. Ни хуги, ни горлумов там не водилось. А то, чего не видишь, не существует. Пока не столкнешься с этим лицом к лицу.

      Большинство здешних диковин мы знали только по фотографиям и учебным фильмам, не считая аномалии «пивной кружки» и Бобика – прирученного егерями панцирного пса, которого держали в третьем взводе, опровергая расхожее мнение, что собаки-мутанты не поддаются дрессировке и слушаются только вожаков стаи или телепатов-секаланов. У мэра Муторая, говорят, есть целая стая. Если кто-то из бродяг нарушит законы поселка, люди Петровича могут скормить бедолагу собачкам.

      Бобик был уродливым, но послушным. Солдаты его баловали, кормили как на убой. Он охотно давал погладить себя по пластинкам природной брони, особенно после угощения сахаром. Один я скормил Бобику полкило, не меньше.

      Еще он любил, когда его чешут по незащищенному броней животу. Прямо тащился, потешно жмурился и довольно скулил.

      Со временем песик стал гурманом, предпочитая вместо рафинада редкий даже на Большой земле кусковой сахар. Чтобы расколоть такой, человеку приходилось брать в руки щипчики и хорошенько тужиться. Челюсти Бобика перемалывали куски, не уступающие по твердости граниту, за милую душу. Кости рогачей крошили в порошок.

      – Перекур, – объявил Галунзе.

      Усталые бойцы попадали на травку. Я с удовольствием вытянул ноги. Рядом распластался Дэн.

      Прапорщик окинул нас критическим взором:

      – Мда, гонять вас надо и гонять. Быстро же вы сдохли.

      – Так мы ж не кони, товарищ прапорщик, – заметил кто-то.

      Ага, это бурчит Филя. Сегодня он явно не в духе. Да и остальные тоже. Марш-бросок на радостные мысли не наводит. Серьезное испытание для организма, даже молодого.

      Но прапорщик выглядит молодцом. Будто и не было позади изнурительных километров. Двужильный что ли?

      – Начальство скажет, будете конями. Хоть арабскими, хоть педальными, – объявил Галунзе.

      – Товарищ прапорщик, а что за задание? – спросил Кокос.

      Гидроперит решил, что теперь мы созрели для военной тайны, и, угрюмо