Царство мертвых: обряды и культы древних египтян. Уоллис Бадж

жизнь которого в этом и загробном мирах соответствовала бы той, которая характерна для идеального человека (здесь, несомненно, имеется в виду Осирис). Но и в данном случае, как отмечает Виде-манн, нам приходится столкнуться с тем, что все тексты, находящиеся в нашем распоряжении, к сожалению, были написаны намного позже того времени, когда возникла египетская религия. Из-за этого перечисленные выше три элемента тесно переплетены и сочетаются с последствиями иноземного влияния, в результате чего мы не можем определить, какой из них возник раньше.

      Лучшим примером того, как различные представления о Боге могут быть перемешаны в одном источнике, является «Отрицательная исповедь», приведенная в 125-й главе Книги мертвых. В древнейших списках этого текста умерший говорит: «Я не богохульствовал» (I. 38), а несколькими строчками ниже добавляет: «Я не думал с презрением о боге, живущем в моем городе» (I. 42). Судя по всему, здесь мы сталкиваемся с двумя слоями религиозных воззрений, древнейший из которых связан с упоминанием «бога города» и возник в те времена, когда египтяне вели еще очень примитивный образ жизни. Если предположить, что бог, упоминаемый в строке 38, не кто иной, как Осирис, нам придется признать: его считали существом, совершенно непохожим на «бога города», причем достаточно важным для того, чтобы посвятить ему отдельную строку «Исповеди».

      Египтяне не видели противоречия в том, чтобы одновременно говорить как о «богах», так и о Боге, которого можно отождествить с высшим существом, создателем Вселенной. К несчастью, их представления и верования впоследствии были искажены, а для некоторых авторов они даже стали объектами насмешек. Что, например, может быть глупее такого описания египетской религии: «Друг мои Вифинский Волузий! Известно ведь, что за чудовищ в глупом Египте чтут: обожают одни крокодилов; трепет других вызывает тот ибис, что змей поедает; образ сияет златой почитаемого павиана там, где стовратных развалины Фив и где раздаются из раздвоенной фигуры Мемнона волшебные звуки; здесь поклоняются кошкам, там – рыбе речной; города есть с культом собаки; никто не почтит лишь богиню Диану. Лук и порей там нельзя осквернять, укусивши зубами. Что за святые народы, в садах у которых родятся этакие божества! Не берут там в пищу животных с шерстью: зарезать козленка грехом почитают в Египте. Вот человечину можно там есть» (Децим Юний Ювенал. Сатиры / Пер. Ф.А. Петровского. М., 1937. Сатира XV, 1—13. – Примеч. пер.).

      Проанализировав эпитеты, которыми египтяне награждали своих богов, также можно сделать некоторые важные выводы о представлениях этих людей о Боге. Мы уже говорили о том, что «боги» – всего лишь формы, проявления и аспекты бога солнца Ра, воплощения и символа Бога. Судя по природе этих эпитетов, их добавляли к именам «богов» только потому, что они олицетворяют какое-либо качество или атрибут, принадлежащий, по мнению египтян, Богу и упоминаемый при обращении к Нему. В качестве примера можно привести эпитеты Хапи, бога Нила. Прекрасный гимн, адресованный